Онлайн книга «Записки на кардиограммах»
|
Приходит Джексон, трет с Гасконцем в сторонке, садится. Наливает. Конкретно. Поднимает, окидывает всех взглядом, кивает. Хукает, выплескивает в себя. Глотает. Смачно впивается в брызнувший помидор, протыкает вилкой пару пластинок салями. Все молча. Наливает по второй, зачерпывает ложкой салат. Публика ждет. — Джексон, может, скажешь чего? Отрицательно мотает пальцем, — погоди, дескать, — выпивает, жует, глотает, скатывает в трубочку ломтик шинки, макает в горчицу, досылает в рот и, откинувшись, тянется за сигаретами. Закуривает, выпускает дым. — Ф-ф-фу-ты, б…, с Новым годом! Чуть не лопнули. Жасмин, тявкая, срывается в коридор, Стасик, Журавлев, Че и Егорка орут ему вслед: «Пудель! Пудель!!!», Лодейников извлекает припасенный пузырь шампанского: — Все в сборе. Давайте по пять кубов, за удачу… * * * Город безлюден и тих. В окнах мерцают гирлянды и семисвечники. Подмораживает. На снегу валяются корки от мандаринов, бутылки и отработанная пиротехника. Ждать холодно, иду вдоль дороги и подпеваю звучащим в наушниках «Стоунз» — все равно вокруг никого, можно и покричать. Бат ши cоукомпликейтед — а-а-а-а-а, а-а-а-а-а, а-аа-а-а, а-а-а-а-а, а-а-а-а-а, а-а-а-а-а… Вскакиваю в троллейбус, устраиваюсь впереди, доезжаю до парка. Выхожу и срезаю наискось по аллее. На лестнице пахнет хвоей. Я открываю дверь. Колокольчики тинькают, и девочка-шерпа улыбается мне с порога. Закрываю форточки, включаю обогреватель, сую прокуренную одежду в машину. Лезу в холодильник, доедаю сгущенку, запивая ее холодной водой. Долго-долго стою под душем, бреюсь, несколько раз чищу зубы. Надеваю шорты и зеленый армейский свитер. Готовлю завтрак: яичница, кофе, творог. Негромко играет Леннон: Watchin' The Weel's, Woman, Just Like Startin' Over. Вожделенное одиночество. Гомеопатическое. То самое, о котором хочется рассказать женщине. Из всех его видов только оно одно дает столько счастья. Выпиваю после кофе холодного молока, лезу под одеяло, накрываюсь и засыпаю. * * * Я иду с рюкзаком по вечерней улице. Сосны и фонари. Падает снег. Никого. Тишина. За живыми изгородями светят окна. Похоже на Ниду, что на Куршской косе, но не она. Какая-то Европа. По крайней мере, мне это точно известно. Я иду и знаю, что сейчас на крыльцо выйдет девушка. Она что-то спросит, я отвечу, и мы поймем, что ждали друг друга всю жизнь… * * * Я просыпаюсь. За окном темь. Долго лежу без света, в голове плавает SilentNight, а в душе улыбается тихая радость. Падает снег, ветки укрыты белыми муфтами. Потолок отражает свет фонарей. Светясь алым, трынкает спиралью рефлектор. Щелчками перебрасывает стрелку будильник. Еще месяц, и все. Трое суток пути, костел с видом на Люксембургский сад, метро, станция «Гран-Опера», блюзы под гитару с губной гармошкой, монеты в гитарном чехле, еда в пакете из супермаркета, лавина сигаретных пачек из обманутого автомата, литр вина за евро… А потом Испания, в которой я еще не был; Португалия, о которой только читал; Марокко и Мавритания — ветер, песок и звезды… Надо Феликса подключить, а то ж ведь совсем сгниет. Снимаю трубку, набираю номер. Должен проснуться уже по идее. — Алло, Феликс? Спишь? — Нет. Врубись, я сегодня ключи потерял и из соседской кухни в свою перелез. Третий этаж. — Что, так нарезался? — Ну. Соседи говорят: позвонил в дверь, прошел на кухню, открыл окно, обернулся, сказал: «Если упаду — звоните на станцию, скажите: фельдшер Черемушкин из окна выпал» — и на раз-два-три перелез. — Сурово. — Самому понравилось. Сейчас вот за пивом собрался — здоровье поправить. — Слушай, чего звоню: я на днях паспорт в финское консульство закидываю, в Марокко и Мавританию еду, через Европу — поедешь со мной? — Прямо так, с ходу? — А что тянуть-то? — А когда? — Как только, так сразу. — У меня загранпаспорта нет. — В турфирме сделай, по cito [77] . — В какой? — В любой. — Денег нет. — Ремеслишком прокормимся. — То есть? — Наиграем. Возьмем гитару, гармонику — не пропадем. — Ну, я не знаю… Блин, как обычно! — А кто знает? Давай, думай быстрее. Потом поздно будет. — Надолго? — Сам решай. Я увольняюсь. — «Колес» жалко. — Вот послушай: Агадир, Кап-Джуби, Сиснерос [78] … ничего не напоминает? Париж, Че, Гасконь, Страна Басков. Столбы Геркулеса. Неужели не тянет? — Да тянет-то тянет, но… — Но — что? Че, тебе тридцать один; мог бы уже стать хер знает кем, а ты все еще хер знает кто! Звонок в дверь. Леха. — Погоди минутку. Отдохнувшая, с мороза, глаза блестят. В руке пакет — всякая вкусная всячина. Живем! — Я договорю, Лар? — Давай-давай, договаривай. — Она грациозно изгибается, расшнуровывая ботинки. — Алло? — С паспортом мне поможешь? — Обзваниваешь десяток фирм, узнаешь, где быстро и дешево делают паспорт и финскую визу, и сдаешь документы на все сразу. — А снаряжение? — Удобный рюкзак, теплый спальник и крепкие ботинки — все. Пауза. — Н-н-не знаю… — Феликс, ёбт! Помяни мое слово: всю жизнь в спичечном коробке просидишь. Все будет казаться, что еще успеешь, а потом — хлоп! — и венок на крышку. Так что думай по-быстрому. Пока. Лариска встает на колени возле тахты, запускает под одеяло руки. — Что затеваете? — В Африку через Европу. — Вдвоем? — Вряд ли. Она потихонечку втягивается под одеяло. Жадно целуется, дышит, выскальзывает из одежды. — Как отработали? Неторопливая нежность будет потом. Сейчас ей это не нужно. Сейчас ей это даже мешает. — С часу до девяти. — А днем? Она делает все сама. Сначала она всегда делает все сама, зато потом — шиш. — И днем так же. Все, уже не слушает. Уперевшись, с долгим «ха-а-а-а», медленно оседает. Наклоняется, просовывает руки, берет снизу за плечи. |