Книга Мачо не плачут, страница 24 – Илья Стогов

Я заперся в ванной. Сквозь прозрачную воду живот казался рыхлым и толстым. Серел съежившийся член. Какое-то время я пытался пилить запястье безопасной бритвой. Из-под кожи выступали бруснички крови. Совсем маленькие. Я плюнул и взялся за нож. Дело пошло успешнее. Иногда в дверь кто-то стучал. Шумела вода, мне не было слышно кто.

Серега Кастальский, московский рок-тусовщик, рассказывал, что обычно врачи «скорой» хитрят. В ванную заходит старичок-докторишка и говорит, что устал от идиотов вроде тебя. Хочешь помереть — флаг в руки! Кстати, нет ли выпить? Ты откладываешь лезвие, делаешь шаг за порог ванной, и трое амбалов скручивают тебя смирительной рубашкой.

Со мной все было проще. Молоденькая докторша приподняла мне веки, пощупала пульс на уцелевшей руке. Сказала, чтобы я не шевелился, меня вытащат. Меня одели. В «скорой» меня вырвало на пол. Докторша гладила мою голову и говорила, что это ничего. Санитары вынесли меня из машины и уложили на кожаную кушетку. Она была холодной.

Я пытался что-то рассказывать, что-то объяснять тетечке из регистратуры. Ей было не интересно. Потом я сидел в облицованной кафелем клетушке. Вместо двери там была сваренная из толстых прутьев решетка. Под потолком на витом шнуре висела лампочка без абажура. Помимо меня, в клетушке лежал небритый мужчина. Я попробовал с ним разговаривать. Он хрипел и шлепал губами. Прежде чем мужчину вынули из петли, он успел порвать себе мышцу слева на шее.

Я поднялся и стал трясти решетку.

— Чего я жду?

— Утром приедет психиатр. Вас нужно ему показать.

— Утром это во сколько?

— Часиков в одиннадцать. Может, чуть попозже.

— А сейчас сколько?

— Полшестого.

Сосед синел и закатывал глаза. Я попробовал спать. Под веками все кружилось. Меня тошнило. Я сел на пол и вытащил из куртки сигареты. Неожиданно обнаружил, что левая рука до самого локтя замотана ослепительным бинтом. Кончики пальцев высовывали наружу любопытные рожицы.

Я снова позвал регистраторшу и попросил воды. Когда женщина повернула ключ в увесистом замке, я отпихнул ее и побежал к выходу. Ногой пнул дверь, оказался в темном дворе. Из-под снега вытаивали собачьи какашки. Догонять меня никто не собирался. Я прислонился спиной к стене. Сполз на корточки. Заплакал. ТАК НЕ ДОЛЖНО БЫТЬ!

Карина приехала с самого утра. Я проснулся от ее звонка в дверь. Квартира была пуста. Спать совсем не хотелось. Хотелось вскочить и срочно куда-то бежать. Карина была ненакрашенная и злая. Она села на стул в прихожей и посмотрела мне куда-то в живот.

Мы помолчали.

— Покажись, красавец.

Я повернул ей левую руку внутренней стороной. За ночь под бинтом натекло немного крови. Бинт выглядел грязным. Я чувствовал, как в руке стучит пульс.

— Идиот.

Она стащила с красивых ступней ботинки. В комнате устало положила руки на колени... подавила зевок... подняла на меня глаза. Я стоял и молчал. Усмехнувшись, она через голову стянула рубашку. Модели загорают топлесс. Загар был ровным, без паузы на бюстгальтер.

— Так и будешь стоять?

Свет в комнате был серый, утренний. В латунный подоконник стучался последний снег. Или первый дождь? Стягивая брюки, я запутался и чуть не упал. Левая рука забинтована. Правая разбита так, что пальцы не разгибаются и под кожей концентрическими кругами расползается синяк.

— У тебя есть презерватив?

— Нет.

— Плохо. Точно нету?

Иногда открывая глаза, я видел, какое усталое у нее лицо. А ведь начиналось все неплохо. Я совсем не собирался за ней ухаживать. Просто попросил что-нибудь сказать. Она усмехнулась.

— О чем?

— Не знаю. Скажи о любви.

У Карины был день рождения. Гости собрались у нее дома. Жила Карина в тех жутких кирпичных дворах, что расположены вокруг тюрьмы «Кресты». В ее комнате были огромные окна. При ярком свете все чувствовали себя глупо. На низком столике стояло несколько бутылок красного вина и лежали бутерброды. Терпеть не могу такие вечеринки. Сперва даже думал выпить немного и уйти. Но потом стемнело, лишние люди исчезли, на стол выставили водку. Я остался.

К полуночи возникла идея сходить потанцевать. Карина настаивала на клубе «Wild Side». Она была именинницей, никто не спорил. В машине она сидела у меня на коленях. Ровно мне в лицо упиралась отличная круглая грудь. Я что-то пил из горлышка и иногда с ней целовался. Вообще-то у нас были не те отношения, но так уж выходило. Машину подбрасывало, и я хватался за Карину руками. Сразу под тонкой тканью начиналось жаркое, желанное тело.

Кроме нас, в машине сидели еще две пары. Гитарист малоизвестной группы с журналисткой из «Московского Комсомольца». Плюс двое испанцев. Парни взасос целовались между собой. Еще дома я спросил, гомосексуалисты ли они. Ответили они разом, как в армии. Один сказал: «Да!», а второй: «Нет!» По-русски они почти не говорили. Их грозное испанское «тр-р-р-р-хр» перетекало в стеклянное «эль-ль-ль». Парни были красивые, смуглые, с черными ресницами. Тропические и порченые, как лежалые бананы.

С яркого и шумного проспекта Газа мы свернули на набережную Бумажного канала. Пахло мокрой грязью и древесной корой. Возле парадных на веревочках сушилось белье. Неподалеку от входа в клуб блевал военный в форме. Зайдя, я приобнял Карину за талию. Она смеялась и прижималась ко мне.

В баре мы купили водки с апельсиновым соком. Мне хотелось, чтобы она была пьяна.

— С днем рождения!

— Спасибо!

Чтобы расслышать друг друга, приходилось наклоняться и почти орать. Помимо бара, в «Wild Side» имелся танцпол. Там было так тесно, что музыканты упирались грифами гитар в противоположную стену. В общем, так себе местечко. В туалете на двери не было задвижки.

— Ну, чего ты молчишь?

— Чего тебе сказать?

— Такая симпатичная — и молчишь. Скажи хоть чего-нибудь.

— О чем?

— Не знаю. Скажи о любви.

Идиоту понятно, что означают такие диалоги. Завтра нам предстоит проснуться в одной постели. Может быть, я стану хмуриться, мучиться и мечтать о моменте, когда за ней захлопнется дверь.

— О любви? Ну что ж... Послушай, если интересно.

Она была не из тех, кто на вопрос «как дела?» начинает рассказывать, как дела. Не знаю, с чего ее повело. Но она говорила... а я слушал.

Было время, и Карина училась в художественной школе. Каждое лето учеников вывозили на экскурсии. Педагоги старались, чтобы подопечные действительно понимали, что значит слово «искусство». Карина ездила в Москву, Прибалтику, по Золотому кольцу. Когда ей было тринадцать, класс отправился в Псковскую область изучать фрески тамошних монастырей. Наверное, уже тогда она была как сейчас... красивой... желанной. Одну из обителей реставрировали, большая часть помещений пустовала. Там-то, в монастыре, ее прямо в келье и изнасиловали двое пьяных монахов.