Книга Мачо не плачут, страница 26 – Илья Стогов

— Слушай, чего ты лезешь? Это же я нажрался, а не ты, так? Ну и чего ты лезешь? Не нажрался — так и не лезь, понял?

Я стоял на крыльце. Судя по сугробам, гостям было лень бежать двадцать метров до деревянной кабинки. Интересно, что я здесь делаю? Я вернулся в дом. Карины не было ни за столом, ни на веранде. Пару раз я чуть не упал.

Она обнаружилась в самой дальней комнате. Там были обитые деревом стены и минимум мебели. На экране телевизора извивались и причитали: «Дас ист фантастиш... Дас ист...» На кровати были набросаны обнаженные фигуры. Она тоже была голой. На скулах у Карины расплывались пунцовые алкогольные цветы.

Я успел услышать краешек ее фразы, которая начиналась со слова «Мальчики!..». Рядом с ней лежал мохнатоногий блондин. Пах он прикрывал большим зеркалом, по которому ползали белые червяки кокаина. А может, чего-нибудь подешевле, откуда мне знать? Все вместе — черное зеркало, белый порошок — напоминало Млечный путь. Астроном-Карина наклоняла к нему красивое лицо.

Дальнейшее вспоминается пунктирно. Прилавок сельского магазина. Тротуар на Литейном, о который я поцарапал коленку. Когда Карина наклонялась к мохнатоногому, ее большая загорелая грудь была похожа на раздавленную грузовиком кошку. Мальчики! Ебнйврот! Я пытался проглотить какую-то редкую алкогольную гадость... а через мгновение оказался дома. Забинтованная рука... ее длинные теплые ноги... дождь в подоконнике.

Мне хотелось ее поцеловать. Карина подставляла губы, но ничего не получалось. Из-под одеяла торчали бедро и кусочек плоского живота. Выглядело это как плейбоевский постер. Я перекатился на бок. Сморщился, задев левую руку.

— Доволен?

Для дебюта секс вышел грубоватым. Наверное, я слишком долго боялся ее чистого тела, чтобы потом взять и сразу перестроиться. Квартира была настолько пуста, что я слышал, как в кухонную раковину падают капли. Я встал и включил телевизор. А уже через мгновение мы переспали еще раз.

Потом за окном стало темнеть. Свет мы не зажигали, и от этого казалось, что все предметы в комнате, глядя на меня, кривят губы. Остановиться я так и не смог, а она не сопротивлялась. В паузах мы много курили. Иногда я переключал программы. По-моему, слов не было вообще. Только один раз она сказала, что зря мы спим без презерватива.

Я боялся, что она уедет. Совсем вечером я начал говорить, что наложенные на запястье швы болят просто страшно. На самом деле левой руки я почти не чувствовал. Каринина одежда была разбросана по полу. Ночью я несколько раз бережно поворачивал ее на бок. Она пыталась проснуться и лечь, чтобы мне было удобнее.

— Ничего... Лежи... Я сам...

Кровать скрипела и билась о стену, за которой спали родители. Мне было плевать. То ли от потери крови, то ли после двухнедельного запоя меня потряхивало. Желудок напоминал раненую бабочку.

Утром мы вместе принимали душ. Я целовал ее кожу, но она шептала: «Погоди... Да погоди ты!..» Одеваясь, она спросила, не сходить ли нам погулять?.. как я себя чувствую?.. и я пошел занимать у отца денег. Глаза у него под очками были похожи на экран стереокинотеатра. Если бы я попросил не денег, а скальп, наверное, он просто стащил бы его с головы и протянул мне. Отдавая купюры, отец спросил, не болит ли рука и еще — во сколько я приду?

Карина старательно обходила лужи. Друг на друга мы не смотрели.

— Надо тебе это было?

— Надо.

— Зачем? Ты хотел переспать?

— Нет. Совсем не из-за этого.

— Не нужно было нам сейчас спать.

— Почему?

— Сейчас — не стоило.

— А с ними ты спала?

— Откуда взялась эта дурацкая идея?

— Я все видел.

— Что ты видел?

— Ты сидела голая.

— Ну, сидела.

— Почему ты сидела голая?

— Что здесь такого? Мы модели, понимаешь? Они видели меня голой сто тысяч раз.

— Ты спала с ними?

— О боги! С кем я должна была спать? Что за паранойя? Я приехала туда с тобой!

— Приехала со мной. Да. А с кем ты спала?

— Упф! Разумеется, в своей жизни я с кем-то спала!

— С кем именно?

— Перестань!

Мы помолчали. Прошли мимо весеннего Спаса-на-Крови.

— Ты не имела права так поступать.

— О БОГИ! Как — «так»?!

Что я мог ответить? Как я мог объяснить, что девушки — это... что с ними нельзя ТАК... их тело... их смешное, беззащитное тело принадлежит не только им... что я могу умереть, если кто-то просто неуважительно прикоснется к ней... боюсь оставить на ее коже отпечатки пальцев... не верю, что достоин... а она сидела там... далеко отставив в сторону красивое бедро... и я видел... то, что нельзя видеть... что, проходя теперь мимо церквей, я чувствую удар током... что слова «монах»... «ряса»... наполняют меня черным ужасом... ЧТО Я МОГ ОТВЕТИТЬ, ЕСЛИ ОНА НЕ ПОНИМАЕТ?

Небо выглядело как моя давно нестиранная наволочка. В переходе возле Гостиного Двора женщины в турецких куртках продавали домашних животных. Круглоглазые котята тыкались носами в грязные пальцы хозяек. В коробках из-под бананов копошились щенки.

Карина остановилась и заулыбалась.

— Какие хорошенькие!

— Ага.

— Я бы купила таксу. А ты?

— Зачем тебе такса?

— Смотри, какие хорошенькие.

— Где ты будешь ее держать?

— Это будет наша такса. Жить она будет у тебя.

Вы когда-нибудь чувствовали себя зомби? Мне хотелось водить Карину в клубы и поить ее алкоголем, а неизвестно, дадут ли родители еще денег. Но она произнесла эти слова, и я начал выгребать купюры из кармана. Это будет НАША такса!

Щенок извивался у меня в ладони, как червяк. Пугаясь и вздрагивая, нюхал грязный бинт на запястье. Сто граммов моей теплой собственности. Потом мы гуляли. Таксенок свернул длинное тельце и уснул в моих руках. Карина пальцем гладила его круглую голову.

— Ты сегодня останешься?

— Ты хочешь, чтобы я осталась?

— Как ты думаешь?

— Понимаешь... Нам на самом деле не стоило сейчас спать.

— Почему?

— Я могу остаться... но...

— Что?

— Да нет. Ты не думай. Если надо, я останусь.

— Что-то не так?

— Я даже не знаю, обсуждают ли такое?

— Попробуй.

— Ты... У тебя... У тебя слишком большой член!

— Что?

— Ты сделал мне больно.

— Не понимаю.

— Ф-ф-фух! Тупица! Ты... С тобой невозможно спать! Отрастил себе... блин... гениальную гениталию!.. Там... В общем, как будто что-то порвалось. Понимаешь?