Онлайн книга «Пловец»
|
– Робсон – великий американский бас! Он вывез тебя из России, в ящике из-под мыла… – Как? Папу в ящике из-под мыла? Старик не отвечает – ищет. Не найдя, недовольно машет рукой: – Нету… Все исчезает… Я пел с Робсоном в опере Чайковского «Евгений Онегин». – Папа, ты трезв? – Трезв, а почему ты удивляешься, я же говорил тебе, что пел в России в любительской опере… – Я знаю, ты служил там в Красном Кресте… – Боролся с малярией, холерой, тифом… Но и пел в опере, иногда даже исполнял сольные арии… Где эта сраная статья? Старик неосторожным движением скинул на пол ящик. Из него посыпались сотни старых газетных вырезок. Эрвин, растерянный, смотрит на море бумаг… – Ладно, бог с ней, поехали куда-нибудь, дернем по стаканчику. – Поворачивается к внучке: – Угостишь виски старого пердуна?! С балкона вокзального буфета видны холмы, рельсы, товарные вагоны с щебнем. За одним из столов буфета сидят восьмидесятилетний Эрвин и его сын Френсис. Пегги стоит на пустыре, смотрит на большую серую лягушку. Эрвин пьет виски. На старике – несвежая рубашка, сандалии на босу ногу. – Зачем едете в Россию? – Наш оркестр пригласили. Пегги уже со мной играет… Она молодчина… Эрвин вливает в себя остаток виски: – Закажи еще… – Слушай, папа, ты никогда не говорил мне… и я не спрашивал… Что случилось в России? Почему я оказался в мыльном ящике и почему этот Робсон перевозил меня? Эрвин хлопает по стакану, желая обратить внимание проходящего официанта. – Не хочешь – не говори… Может, это тебе неприятно… Сколько лет я не знал ни о чем, могу и дальше ничего не знать… Расторопный официант принес виски. – Много пить плохо. Совсем не пить тоже плохо… – Однажды, давным-давно, ты показал фотографию, сказал: «Это твоя мама» – и назвал имя, Анна, и какую-то русскую фамилию… – Еврейскую… Шагал… – Шагал? Это художник, у которого влюбленные летают в воздухе… Эрвин ухмыльнулся, влил в себя виски: – Это фамилия твоей матери… Эрвин огляделся по сторонам – официанта не видно. – Принеси… – Папа, уже четвертый… – Принеси, я расскажу всю русскую историю между пятым и седьмым стаканом… Будешь знать об Анне Шагал и Робсоне и том, как мы мерзли в русских снегах… Френсис встает, идет вглубь буфета. Эрвин закрывает глаза. Сороковые годы. Широкое поле, заросшее густой травой. Вдали виднеется город Зубы. Сверкают купола церквей. Тишина. В поле стоит поезд у семафора, паровоз дымит. С поезда сходит проводник. За ним спрыгивает в траву молодой американский капитан медицинской службы Эрвин Кристофер. Разминается. Вдыхает свежий воздух. – Это что, Зубы? – Да. – Долго будем стоять? – Ждем встречного… Проводник пошел к будке стрелочника. Эрвин сел на траву. Оглянулся. У окна соседнего вагона стоит военный. Эрвин видит руку, метнувшую что-то за окно. Посыпались кусочки бумаги. Один из кусочков опустился в траву у ног Эрвина. Эрвин поднял обрывок фотографии. Женский глаз и часть носа. Эрвин посмотрел на окно вагона. Человек в военной форме исчез. Чуть поодаль в траве лежит другой обрывок. Эрвин потянулся к нему, поднял, приставил к первому обрывку. Глаз, нос и улыбающиеся губы – часть красивого женского лица. Эрвин встал, сделал шаг и поднял еще несколько обрывков. Это прядь волос, лоб, ухо, второй глаз. Эрвин отбросил кусочки фотографии и пошел в сторону будки стрелочника. Заглянул в открытую дверь. В будке на стене висит портрет Ленина. Под портретом проводник со спущенными штанами прижал к стене будки молодую женщину-стрелочницу. Оба тихо стонут… Эрвин осторожно отошел от дверей, вернулся к поезду. Вновь нагнулся к траве и поднял обрывок фотографии, на котором тонкая женская шея. Эрвин поднял им же брошенные обрывки, нашел под колесами поезда еще два и вспрыгнул на ступеньку вагона. Поезд медленно начинает движение. В купе Эрвина сидит голый по пояс мужчина, спит и храпит. На груди мужчины татуировка: тигр в прыжке, скорпион и пистолет. Эрвин садится у столика и раскладывает обрывки. Сложив мозаику, он видит лицо молодой девушки. Спящий открыл глаза, зевнул. Посмотрел на мозаику: – Поссорился? – С кем? Он кивнул на разорванную фотографию: – С невестой… В окно ворвался густой паровозный дым. Эрвину стало трудно дышать. Он вышел в коридор вагона. Там тоже много дыма. Из черных облаков выплыл проводник, проходя мимо Эрвина, сухо сказал: – Зайдите в купе и закройте окна. Эрвин вернулся в купе. Окно уже закрыто. Голый мужчина сидит, не меняя позы. Эрвин смотрит на стол, где лежат обрывки фотографии. В мозаике почему-то не хватает двух кусков – двух глаз. Эрвин заглянул под стол. Слышит голос: – Я их взял. Эрвин поднял голову. Человек улыбается. Эрвин улыбнулся в ответ: – Верните, пожалуйста. – Нет. – Но это фотография моя… Мужчина полез в карман. Эрвину кажется, за обрывками. Но он достает бумажник, в котором Эрвин узнает свой бумажник. – Это тоже было твое, но сейчас мое… – Вы что, сумасшедший?.. – Сумасшедший. Могу вас ударить, и ничего… У меня справка есть, что я сумасшедший… Мужчина неожиданно сильно бьет по лицу американского капитана. Эрвин опешил, не знает, как реагировать. Мужчина громко смеется. – Дайте бумажник и это… – Эрвин указал на мозаику фотографии. – Нет. – Я изобью вас… Мужчина, не меняя улыбчивого лица, вновь сильно бьет Эрвина: – Американец сраный. Будешь сидеть тихо. Мужчина встал, надел свитер, перенес бумажник Эрвина из одного кармана в другой: – Долларов никогда не крал… Они зеленые… Мужчина взялся за дверную ручку, собрался выйти, но получил сильный удар в подбородок, согнулся. Второй удар свалил его в пространство между нижними полками. Третий удар был не нужен, но Эрвин по инерции нанес его, затем достал из кармана мужчины свой бумажник, две мятые части женского лица, приложил их к остальным обрывкам. Город Зубы празднует Первое мая 1947 года, Международный день трудящихся… Духовой оркестр играет марш. Идут колонны демонстрантов. Они несут портреты коммунистических лидеров, вождей мировой революции: Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина. Медленно едет грузовик, увитый белыми бумажными цветами. На кабине грузовика стоит живой Ленин, вернее загримированный актер. Он вытянул вперед руку – указывает путь в светлое коммунистическое будущее. |