Онлайн книга «Вред любви очевиден»
|
– Продадим, – отвечает Миша. – Даше рентген делали? – Да, конечно, Миша, тут врачи все хорошие. Хирург только запойный, но он вчера вышел как раз. – Откуда вышел? – Из запоя. Миша, как у нас люди страшно пьют всё-таки… Что это с нами? – Интересно жить хотим, – слабо усмехается Миша. – Нам праздник подавай! – Ага, праздник будет у парня – два трупа и тюряга впереди. Мишка, никогда пьяный за руль не садись! Лена трясёт Мишу за грудки. – Клянись! Дашей клянись! – Хорошо, Лен, клянусь Дашей. Только не тряси меня, мне и так тошно. Из больницы Дашу выписали через несколько дней. Семейство осторожно укладывалось в машину – Миша нёс Дашу на руках, хотя она сама могла ходить. Даша печально смотрела на закрытый домик. – Скоро черника… Мама, может, останемся? – Котик, я не могу одна. У меня сил не хватит. – А с папой? – Папе работать надо. Вот, может, через месяц, в августе, да, Миш? – Может быть. Миша какой-то сонный, заторможенный. – Миш, а ты чего как спишь на ходу? – Да так… Миша смотрит на убегающую дорогу. Примерно каждые восемьсот метров здесь лежат цветы и поминальные веночки – последняя фраза в рассказе о чьей-то злосчастной жизни. Частотность этих фраз может ужаснуть внимательного наблюдателя, но Мише сейчас не до этого. Он точно придавлен. Дома не лучше – опять пьяный Костян на кухне, и почему-то под столом. Заполз. На вопросы не отвечает, мычит, машет руками. – Миша, чёрт с ним, – говорит Лена. – Давай вещи разберём. А он пусть сидит под столом, как обезьяна в зоопарке. – Папа, смотри, у меня новый зверь, – Даша приносит игрушечного тигра. – Это откуда? – Миш, тут музыкальный центр какой-то, – кричит Лена. – Новенький! – Слушайте, это Костян, наверное, банк ограбил, – отвечает Миша. – Ничего этого не было, я уезжал. Ладно, как проспится, разберёмся. Пока не трогай ничего, Лен, хорошо? Дашура, давай мы тигра отложим в сторонку. До выяснения обстоятельств. Мне что-то всё это не нравится. Ночью Лена заплакала, обняв Мишу. – Мишенька… Вот ты и Даша, и всё, и больше никого… больше ничего… Такое счастье, что ты у меня есть, такое счастье… Миша ничего не отвечал, не мог. Только гладил её по голове. Ранним утром, когда семья ещё спала, Миша постучался в ванную, где заперся Костя. – Открой, живо! Костя открыл, скорчился в воде. – Ну, что у нас происходит? – осведомился Миша. Костя молчит. – Откуда деньжишки? На что шикуем, спиваемся и покупаем тигров? – Они сказали – отнести сумки. Я отнёс. А потом по телевизору показали… – Что показали? Тебя показали? – Улицу, дом. Этот замминистра, Корольков, ну, его грохнули. Это на этой улице. Чердак. Я сумку отнёс. Миша всё понял и садится прямо на пол ванной. – Ты говорил – охранное предприятие, лицензия! – Уже нет никого, – убито ответил Костян. – И дверь на замке, и ни по одному телефону… – Понятно, нашли лоха, подставили – теперь можно гулять. Ты соучастник, тебе это ясно? Года четыре – без вариантов. – Может, не найдут? – с надеждой спрашивает Костя. Миша качает головой. – Постой… Это ты… на эти деньги?? Моей дочери игрушки – на эти деньги? Придурок. Долбаный придурок, мразь. Убирайся из моего дома и цацки свои прихвати, а то я их выкину в помойку. Миша выходит из ванной, мокрый Костя, наспех завернувшись в полотенце, бежит следом. – Миша, прости, Миша! Я не знал! Они сначала дали зарплату, а потом сказали, будет поручение! Я ничего не знал! Я думал, это по частному сыску что-нибудь. За мужем чьим-нибудь следить! Мишка, я сам с ума схожу! – Какой же ты дурак-то оказался, братец ты мой! – Миша, мне так плохо, – заплакал Костян. – Человека убили, а я помог, получается. Миша, а если я пойду и всё расскажу, меня арестуют? – Думаю, да. Господи, сколько же вас, русских дурачков, попадает в зону, в восемнадцать, в двадцать лет! А всё лёгких денег надо, всё сладких ощущений не хватает. Пороть вас некому. Я тоже хорош – ведь видел, что с тобой неладно, а мимо прошёл. Не до тебя было. А что сейчас – сухари сушить? – Дня четыре на улицу не выходил. Боюсь жутко. Миша, ты думаешь, точно посадят, да? Но я же ничего не знал. – Не ври. Всё ты знал. Сразу ведь догадался, что в сумочке, правильно? Костян принимается рыдать. – Реветь не надо. Надо принимать решения. Да, – говорит Миша уже будто сам себе. – Надо принимать решения. Надо. Миша в своём кафе. Взял тарелку борща – перекусить. Машет уборщице: – Полинка, давай пообедаем! – Да я, Миш, на диете, вечером не ем ничего. – Что ж, каждый по-своему с ума сходит, – заметил Миша. – Ты, говорят, тёщу похоронил. – Правильно говорят. В аварию попала. Хорошая была женщина. Я её мало знал, правда. – Что-то ты грустный стал. Сильно переживал? – Конечно, сначала по мозгам дало. Живу себе нормально, вдруг – хоп! Звоночек! Жена, дочка в больнице, тёща в морге. Но я уж оклемался вроде. – Глаз у тебя рыбный. Тусклый какой-то. Что, нет счастья? – Счастья нет, – твёрдо отвечает Миша, хлебая борщ. – И не надо. И так хорошо… – Да? Может быть, тебе пора… в оперу сходить? Судорога проходит по лицу Миши. – Поля, не шути, с чем не знаешь. – Тебя спрашивали, – отвечает Поля. – Кто? – Мама её. Там что-то произошло. Вроде как она болеет, в больнице… не знаю, не поняла. – Маша Горенко? – переспрашивает дежурная, улыбаясь симпатичному посетителю. – Девятая палата. Двухместная палата с отдельным туалетом. Маша, осунувшаяся, поблёкшая, лежит в постели. Рядом Юра и Инга Станиславовна. Входит Миша с нелепым кульком яблок. Молчание. – Убьют, а потом посмотреть приходят, – наконец говорит Инга. – Мама… – укоризненно шепчет Маша. – Инга Станиславовна… – Юра делает выразительный знак – дескать, давайте выйдем. Миша и Маша одни. – Что случилось? – решился Миша. – Я ничего не знаю. – Я отравилась, – отвечает Маша. – Неудачно. |