Онлайн книга «Обменные курсы»
|
– По ступням? – Они пишут цену на подошвах обуви, – поясняет Стедимен. – Гляньте. Петворт глядит и видит, что Маркс был прав: под каждой роскошной надстройкой есть экономический базис: на каждом модном сапожке, на каждой туфельке-лодочке написаны мелом размашистые иероглифы. – Я не взял очки, – говорит Стедимен. – Но вот та блондиночка в центре, с большой по-по-порцией виски – сколько она стоит? – Вроде бы сорок, – отвечает Петворт, всматриваясь. Блондинка улыбается. – Надо же, сорок, – удивляется Стедимен. – Если это не размер ее обуви, – замечает Петворт. – Нет, это ее цена, – говорит Стедимен. – Очень прилично для такой девочки, да еще в таком месте. Подумайте, сколько заплат… сколько заплатили бы вы в Челси. – Да? – спрашивает Петворт. – Мне трудно судить. Никто не сказал мне обменный курс. – A, cambio. Wechel [17] , – говорит Стедимен. – Никто вам не объяснил? – Да. – Ладно. Прежде всего поймите, что здесь не экономика, а ка-ка-кавардак. При всей их социалистической рационализации тут получилось примерно пять разных обменных курсов. – Пять? – переспрашивает Петворт. – Сумбур полный, – говорит Стедимен, потягивая коктейль. – Есть дипкурс, самый плохой, разумеется, по которому меняют нам. Есть деловой курс, съездовский курс, туристический. И есть неофициальный, это когда вас останавливаются на буль… на бульваре и предлагают купить ваши штаны. Дают в двадцать раз больше, чем в банке. – Как-то всё запутано. – Да, – кисло соглашается Стедимен, разглядывая девиц, – выходит, за одну и ту же девочку можно заплатить и как за порцию виски, и как за кость… как за костюм. За несколько долларов тут доступно все, что угодно. Разумеется, этих девиц надо обходить за милю. Все они секс… секс… – Сексуальны? – предполагает Петворт. – Сексотки. Сообщают в тайную полицию все, что узнают. Или подстраивают так, чтобы вас сфотографировали, и дальше эти снимки хранятся в досье. На случай, если захотят прижать. – Ясно, – говорит Петворт, глядя на манящих, манерничающих, поливалентных девиц, которые, в свою очередь, смотрят на двух англичан. – Да, – продолжает Стедимен, мрачно глядя в бокал. – Вообще-то выход, как всегда, обратиться в частное заведение. Их тут уйма, слакцы народ пра-пра-практичный. Или в маленький ночной клуб. – Я вообще-то не очень интересуюсь, – говорит Петворт. – Но даже это рискованно. Говорят, некоторые здешние стриптизерки имеют звание полковника. Девицы у бара обернулись и с любопытством разглядывают говорящих; Стедимен, подняв бокал, скорбно смотрит в их сторону. – Боюсь, единственный раз… единственный разумный выход – воздержание, – говорит он, – если кто может. Разумеется, вы тут только на две недели. А я вот торчу в Слаке третий год. Знаете, смешно. Перед отъездом тебя подробно инструктируют. Микрофоны и стукачи, ненадежный персонал и сигареты с наркотиком. Потом показывают фильмы, очень откровенные, как красивые женщины компрометируют дипломатов. Так и показывают их голых, в постели. Первый год всего боишься. Избегаешь темных проулков, не садишься в машину без сопровождающего. На второй год немного успокаиваешься, и, слава богу, ничего не происходит. На третий год начинаешь гадать, когда же твоя очередь. Ходишь на приемы с гол-гол-голландцами, американцами и шведами, а сам гадаешь – кому свезло? И почему никто не займется тобой? Неужто твоя информация настолько никому не нужна? Или у тебя изо рта пахнет? Или Британия совсем уже не котируется? – Ясно, – говорит Петворт. – Ну… – Стедимен кладет на блюдечко деньги, – думаю, нам пора двигаться. Я кое-кого пригласил. А моей су-су-супруге не терпится вас увидеть. Он берет зонт и встает, великолепный в своем костюме; проститутки у стойки смотрят и хихикают. Стедимен бросает на них последний тоскливый взгляд и проходит под занавесом, по лестнице, через вестибюль, на ночную площадь. На площади, темной и почти безлюдной, на них сразу обрушивается дождь, несомый холодным ветром из-за Урала. – Славная ночка. – Стедимен раскрывает зонт и озирается. – Приятно будет прогуляться. Я поставил машину в нескольких кварталах отсюда. Давайте под зонт. Он закрывает их обоих от дождя, крепко берет Петворта под руку и тащит в боковую улочку. Маркс и Ленин, Ленин и Маркс скрипят наверху. – Да, думаю, пройдемся туда. – Стедимен снова озирается и сворачивает в какой-то проулок, по виду – тупик. – Мне кажется, эта улица никуда не ведет, – говорит Петворт. – О да, – отвечает Стедимен. – Похоже на тупик, – замечает Петворт. Они и впрямь в тупике, который кончается запертым магазинчиком. В витрине – одинокая банка маринованной свеклы, над входом – мигающая неоновая вывеска «ШТУК». – Теперь, если не возражаете, зайдем в подворотню, – говорит Стедимен, таща Петворта в темноту. – Зачем? – Надо посик… посик… – Стедимен складывает зонт, -…посекретничать. Доставайте. Марш… – Что-что? – Министрати должно было дать, он при вас. Марш… марш… – Маршрут? – догадывается Петворт. – Вы хотите посмотреть мой маршрут? – Да, – говорит Стедимен. – Хорошо. – Петворт достает слепо отпечатанный листок; Стедимен разворачивает его в отблесках мигающей вывески, словно человек, который пытается читать роман в свете далекого маяка. – Зачем вам это? – спрашивает Петворт. – Исключительно ради вашего бла-бла-блага, – отвечает Стедимен. – Моя работа приглядывать за вами в ближайшие две недели, а министрати не любит раскрывать карты. У меня фотографическая память, я бы в две минуты управился, если бы только свет не моргал. – Здесь сказано, что меня повезут в Глит, Ногод и Провд, – говорит Петворт. – Правда? Очень интересно. Вы знаете, что западных дипломатов не пускают в Ногод и Провд? – Вот как? – Вы будете отчитываться, когда вернетесь в Англию? – По научным вопросам – да. – Скажем, о военных в аудиториях и танках перед университетами? – Если это затрагивает преподавание лингвистики. – Отлично, – говорит Стедимен. – Провд, в особенности, центр лингвистического интереса. Так что, если его закроют… – Конечно, я это упомяну, – отвечает Петворт. – Не будет особого смысла посылать туда лекторов, верно? – Отлично, – повторяет Стедимен. – Теперь, думаю, пора возвращаться. Если нас здесь заметят, это вызовет подозрения. Моя машина возле гостиницы. Простите мне маленькую уловку, но я хотел перекинуться парой слов. Запор… запор… за порогом в этой стране только и поговоришь с толком. |