Книга Ничего личного, страница 40 – Дмитрий Бондарь

— Вынь обойму и дай мне свой пистолет, — я протянул руку.

Раздался стук в дверь и молодой служка внес поднос с двумя стаканами изрядно надоевшей мне "веселой вдовы".

— Грация, джованното, — поблагодарил его Вязовски и сунул в кармашек на форменном кителе купюру в две тысячи лир. — Либеро!

Итальянец показал глазами на стаканы вокруг моего кресла, но, наткнувшись на мою неодобрительную гримасу, молча прикрыл за собою дверь.

Услышав, как щелкнул замок, я спросил:

— Алекс, разве ты говоришь по–итальянски?

— Мой итальянский так же хорош, как… — Алекс задумался на секунду, — как и французский. Пардон, месье, коммон са ва, гарсон, амур, оревуар, коммон сё рендро а Пари, вузаве ун арме, о–ле сьеж де ля девизьон, ду се кво режимо… пожалуй, все. Нет, еще — же не ма па сис жур, но это все знают.

— Что это значит?

— Разное, — покрутил сигаретой в воздухе Алекс. — Глупости всякие военные.

— Пистолет покажешь? Или я сам его возьму?

— Какой ты нудный дурак, Сардж. Зачем он тебе?

— Ты, Алекс, такой же нудный дурак, — я отхлебнул из стакана, встал и, слегка покачиваясь, направился к шкафу.

— Стой! — окликнул Алекс. — Ты о нем откуда знаешь?

— Вязовски, кончай тупить. Я ВСЕ знаю. Так дашь или что? — я открыл шкаф.

— Отойди, — он уже стоял у меня за спиной. — Я тебе покажу пистолет.

Ни скрипа кресла, ни шороха шагов… Хотя, я был пьян и мог не услышать.

Я вернулся на свое место и, довольный, отхлебнул еще.

Раздался металлический щелчок, чуть сзади, и над ухом, я обернулся и увидел, как Алекс крутит в руке пустую обойму, выпавшую ему на ладонь.

— Что за…, — он посмотрел на меня: — Твои проделки?

Я пьяно улыбнулся и подбородком показал ему на балкон — если посмотреть с него в клумбу, то даже в тусклом свете ночных огней наверняка можно было заметить металлический блеск патронов.

— Что за шутки, Сардж?

— Ну, я подумал, что у меня за телохранитель такой без оружия? Когда ты пошел в туалет, я нашел пистолет, и в голову мне пришла мысль провести тренировку! Как быстро ты сможешь сгонять за патронами и вернуться?

— Ты совсем опупел, сопляк? — Вязовски был на удивление спокоен.

— Ты такой спокойный, потому что у тебя есть еще один пистолет с патронами?

— Нет больше ничего.

— А если вдруг сейчас в номер ворвутся эти Красные партизаны?

— Бригады, — поправил меня Алекс.

— Точно, они самые! Так что делать будем, если вдруг…

— Мы умрем, — так же спокойно оборвал меня Вязовски. — Зачем ты это сделал, Сардж?

— Значит, больше оружия нет?

— Нет!

Я посмотрел на часы:

— Хорошо, будем считать, что ты говоришь правду. Да я и вижу это. Включи телевизор. Найди какой‑нибудь новостной канал. Самое время.

Из "Панасоника", стоявшего в углу, сначала раздалось шипение, потом обычная итальянская скороговорка, разобрать которую могли только сами итальянцы, потом были песни, пара сериалов с тяжелой трагической музыкой, мелькнуло лицо всесоюзного любимца Каттани из La Piovra — Вязовски переключал каналы… Остановился Алекс только услышав безупречный английский ведущего CNN. Минут пять мы слушали самую значимую новость дня — итоги 30–й церемонии "Грэмми": комментаторы восторгались Полом Саймоном и U-2, и только под занавес передачи мимоходом упомянули о взрыве отеля в Милане.

— Вот и все, — сказал я. — Пусть земля вам будет пухом.

Складывать два и два Алекса научили еще в детском саду:

— Ты убил Дэни и Уильяма?

— Да, — просто ответил я. — Вернее, я убил Бориса Киричева и Дениса Чернова. Подполковника и полковника соответственно.

В дверь осторожно постучали, и Алекс посмотрел на практически бесполезный пистолет в своей руке. Он спрятал его за спину и крикнул:

— Открыто, войдите, — при этом он переместился так, чтобы закрыть меня от входящего.

В комнату ввалились три небритых итальянца в светлых плащах, зыркнули по сторонам своими черными глазами, один прошел во вторую комнату, другой остановился напротив Вязовски:

— У вас есть оружие? Сдайте его мне!

— А вы кто? — Алекс не спешил выполнять распоряжения незнакомцев. Но и не видя очевидной угрозы, не торопился выходить из ситуации силовым методом.

— Служба безопасности народного банка Вероны, — вместо итальянца произнес знакомый голос за его спиной.

— Привет, Сардж, здравствуйте, Алекс, — на пороге стоял улыбающийся Захар. — Вот и я. Алекс, вы же не станете стрелять здесь направо и налево?

— У него нет патронов, — открыл я захватчикам военную тайну.

— Ну и славно, — Захар скинул плащ в шкаф, размещенный в стене у входа. — Тогда можно даже выпить за то, что хорошо кончается.

— Что за балаган? Сардж? Что происходит? — Алекс не понимал, что происходит.

— Можно я отвечу? — Захар поднял руку вверх, словно выучил урок и теперь желал сверкнуть знаниями.

Я кивнул и поднял с пола последний стакан с "Веселой вдовой":

— Расскажи, ему можно знать.

— Тогда, пожалуй, я отпущу ребят. Луиджи, вы с Пьетро и Лукой можете занять соседний номер, снятый для сеньора Вязовски, — обратился он к одному из небритых спутников. — Только, закажите нам еще несколько "Веселых…"

— Нет! — я остановил его. — Только не вдов. Пусть это будет хоть "Кровавая Мэри", но выносить запах елок я больше не могу!

— Луиджи, спросите у них бурбон. Старый, добрый бурбон! Бутылки нам хватит. И вы, Алекс, расслабьтесь, — Захар подмигнул, — Сарджу ничего не угрожает, а мои ребята обеспечат надежную охрану. Абы кого в безопасность нашего банка я бы брать не стал. Подождите, пожалуйста, десять минут, мне нужно привести себя в порядок, о–кей?

Алекс положил свой пистолет на стол и уселся на диван, тройка итальянцев ретировалась, а Захар заскочил в ванну "умыться с дороги". Я в это время переключал каналы телевизора и пьяно улыбался симпатичным милашкам, что в изобилии водились на программах итальянского телевидения — от вездесущего RAI до местечкового "Tele Liguria".

Наконец тот самый служка, что весь вечер таскал нам коктейли, принес заказанный бурбон, и удостоился похвалы от Майцева:

— Ты молодец, Джованни, просто молодец. "Винокурни Келлера — Коллинза" — это наш выбор! Ступай, больше мы тебя звать не станем.

Любовно потирая стеклянный бок, он пронес бутылку через весь номер, немножко налил в три стакана:

— За знакомство!

— Пока мне не объяснят, что здесь происходит, пить я не стану. — Вязовски демонстративно сложил руки на груди.