Онлайн книга «Толчок восемь баллов»
|
— Что же делать? Что делать?.. — повторяла Вера Александровна, держа в руках дурацкую мелочь Толика, которую она насобирала на ступеньках. — Возьмите другого, ведь не клином же свет… Вот хотя бы Никифоров… У него никого нету. Иди сюда, Никифоров… И она поманила маленького белобрысого мальчика с верхней площадки лестницы. Но тот даже не шелохнулся. Нахмурившись, смотрел вниз, мимо Толика. — Мне мой нужен! — сердито сказал Толик. — У меня чернявенький мальчик… У меня и жена чернявенькая… Он махнул рукой на Галю, и она дернулась показаться, стать заметной, чтобы помочь Толику. — Успокойтесь, мы что-нибудь придумаем, — сказала Вера Александровна, снова спускаясь на несколько ступенек к Толику. — Где он… Этот?.. — вдруг вскинулся Толик, словно вспомнил что-то очень важное. — Уехал он, уехал, — опять, как тяжелобольному, терпеливо повторила Вера Александровна. — Да нет же! Не Дамир… Такой, в кепке! Сосед мой по рыночной гостинице в России! Как его звать-то? — вскричал Толик в отчаянии. — Когда он нужен… Где он?!. Он все может! — О ком вы говорите? Кто? — Такой человек… он сделает… он умеет!.. Толик повернулся и прыжками кинулся с лестницы вниз. Он бежал, а сверху молча спускались дети. Встали вокруг Веры Александровны, словно для поддержки, и глядели Толику вслед. Добежав до Гали, Толик остановился и дальше не пошел. Постоял там немного и медленно поднялся на половину лестничного марша. — Почему же он ко мне не зашел? — негромко спросил он с трудом. Видно, эта мысль явилась к нему только что и доставила новое мучение. — Это наша вина, — развела руками Вера Александровна. — Вернее, моя… — Там же холодно, в Москве, — тихо сказал Толик. — А у него пальто нету. — Не беспокойтесь — все в порядке, — сказала Вера Александровна. — Но он… Когда увозили… Он вспомнил? — еще тише спросил Толик. И тут дети наперебой закричали: — Вспомнил! Вспомнил! — Про вас говорил! Когда они замолчали, Вера Александровна сказала: — Говорил, письмо ему напишу. То есть — вам, Толик. А белобрысенький мальчик Никифоров с угасающей надеждой все смотрел и смотрел на Толика, и глаза у него блестели непролитыми слезами… Алтынабадский аэропорт — временный. Сохранились, по существу, только взлетно-посадочная полоса да еще какие-то небольшие ремонтные строения… Но уже, в стороне от бывших разрушений, строится новый аэропорт. А пока — навесы разные от дождя и солнца, загородки: туда — нельзя, сюда — тоже нельзя… Висит от руки написанная табличка: МОСКВА. Рейс 2110 Понемногу стекаются пассажиры. Их пускают за ограду, но не в поле, упаси Боже, а только под легкую крышу навеса — в загон. Это как бы первый звонок, это — сбор. Галя провожает Толика. В руках у него билет с посадочным талоном и, конечно, приемник. А больше ничего. Это все его имущество, а значит, и багаж. На всей фигуре Толика и на его лице уже отрешенность от земного пребывания — нетерпение, спешка, полет. Еще не совершилось отправление, а внутри, в голове, он уже летит, летит!.. Но вот пассажирскую толпу провели в загородку, рассадили в медленном открытом автопоезде, а тот, вытянувшись дугой, отвез их к самому дальнему самолету. Галя видела, как, потоптавшись у трапа, мелкие издалека, в смешной суете перетасовки, уплотнения и стремления скорей всосаться внутрь машины, они оказались наконец-то проглоченными, отрезанными от земли укатившимся трапом и готовыми вмиг перенестись сквозь просторы бывшей большой страны… Самолет тонко завизжал турбинами, постепенно наращивая гул. Галя у временной загородки замахала руками и… …вот уже самолет летит… Вот уже Толик у окошка, он уже обнадежен насчет авиации, но все еще неспокоен, — а кто его знает, возьмет опять на землю сядет… По салону прошла стюардесса, играя ногами. Что-то там проверяла, что-то говорила, наклонялась, будто с нежностью, будто с доверием — и не ко всем, а только к избранным пассажирам. Что она говорила, Толик не слышал. Потом подошла и уселась вдруг рядом с Толиком на свободное место у прохода. Летели они насквозь через толстые облака, вспученные своей одеяльной простеганностью… …и Толик уже сам что-то говорил стюардессе, и та ловко делала вид, что ей все это ужас как интересно! А потом извинялась и с облегчением уходила к кому-нибудь на помощь. Потом снова приветливо садилась рядом с Толиком — других свободных мест не было. И Толик продолжал ей рассказывать с того места, когда его прервали: — …Старая женщина, услыхала, что племянник… Дай, думает, возьму… Не понимает старушка, кто ребенку больше нужнее… Ну что ж… — говорил Толик. — Буду ей помогать с каждой получки. Все-таки родственница. — И, подумав, с некоторым колебанием добавил: — Приемник ей отдам. Стюардесса вежливо посмотрела на приемник. …Потом летели они над морем. Далеко в его серую плоскость врезались бурые песчаные косы, целые треугольники — наглядная география. — Раньше говорили — чудо, чудо!.. — говорил Толик не стюардессе, а уже просто так — в овальное самолетное окно, в землю, в небо… — А теперь говорят — техника. И в сказках все чудеса — это когда кто-то в кого-то превращается или его переносят с места на место… И никаких других новых чудес. И получается: у кого-то отбирают, кому не очень-то и нужно — дворец или принцессу… Или сына. И отдают другому. И говорят — по закону… Нет чтоб принять закон о чуде — чтобы по справедливости… Потому что чудо — это просто справедливость. И все… — не то сказал, не то подумал Толик. А самолет все летел и летел, гул его рос, переходил в грохот, заполнял до краев Толиковы уши… Мысленно Толик давно уже обогнал самолет и приземлился, да только все летел и летел… Пустой самолет стоял на земле, стюардесса собирала газеты, журналы, пластмассовые стаканчики, поднимала спинки кресел. Водворяла на место свисавшие ремни безопасности… Одеваясь, поглядела в окошко на московское летное поле и увидела толпу своих пассажиров и среди них Толика с приемником. Вышла из самолета, посмотрела на спину Толика и тоже стала спускаться по трапу. Пассажиров позвали к вокзалу, а стюардесса сама пошла по бетонным плитам к низкому ажурному заборчику, который никому и в голову не приходит перешагнуть, если никакого отношения к авиации не имеет. У калиточки, по ту сторону заборчика, который для простых граждан, стюардессу ждал мужчина лет тридцати. |