Онлайн книга «Толчок восемь баллов»
|
По серой мокрой дороге, сквозь очень русский пейзаж бежал огромный грузовой автомобиль с еще более огромным фургоном-рефрижератором. Совершал свои междугородние рейсы. Двенадцать тонн — фургон да двенадцать тонн в фургоне — уже двадцать четыре тонны. А тягач? А то, се, пятое, десятое?.. Ужасно большой автомобиль! Тупоносый, мотор в кабине от жара и шума укутан специальными стегаными чехлами. А по бокам мотора, с разных его сторон, сидят люди. Слева — водитель, справа — пассажир. Водителю Палпалычу пятьдесят. Пассажиру Толику — сорок. Толик и в семьдесят будет Толиком, а поглядеть на Палпалыча, так он Палпалычем чуть ли не с детства был… И люди это очень хорошо чувствуют. Поэтому никогда никому не приходит в голову назвать Палпалыча — Пашей, а у Толика — спросить его имя-отчество. . Толик курил, стряхивал пепел в бумажный кулечек и грустно шевелил пальцами босых ног. — И куришь, и куришь, и куришь! — беззлобно, но строго вещал Палпалыч. — Ты же, Толик, жутко куришь. Ты бы выпивал лучше… Налил, шлепнул, и эффект налицо. Главное, чтобы в привычку не вошло. Атак, для аппетита, да ради Бога! Кто тебе чего скажет?! Толик стыдливо сунул кулечек с пеплом и сигаретой вниз, между колен. — Я уважаю, когда мужик самостоятельный, — сказал Палпалыч, в первую очередь имея в виду себя. — Когда чего захочет, то и сможет… Это я понимаю. А так это все фуфло… Толик тоскливо посмотрел вбок на мокрый русский пейзаж, убегающий назад за фургон, и затушил сигарету в кулечке. — Две с половиной тыщи — не деньги. И вахтер — не работа. Будь ты хоть в Академии наук вахтером — все равно вахтер. — Так ведь и работа: сутки через трое, — слабо возразил Толик. — А трое суток груши околачиваешь? — Зачем груши? Одному другу шашлык помогаю готовить… — Ну ты даешь! Ты что ж, и болтать по-ихнему можешь? — Могу. — И все-все понимаешь?! — Так я ж там родился… И вырос, — сказал Толик. Потом Толик стоял сзади машины у распахнутых фургонных дверей, а Палпалыч сверху подавал ему мешки и хохотал: — Пять тысяч верст — и два мешка!.. Ну, Толик! Ну, торговец! Рокфеллер хренов! Олигарх, мать твою!.. — Ничего, — покорно сказал Толик и поставил второй мешок на землю. Палпалыч развеселился еще пуще: — Бона торговцы! Бона они где, купцы-то настоящие!.. — И Палпалыч ткнул пальцем в темноту фургона: — Двести восемьдесят дваящичка по тридцать два килограммчика… Джонатан-стандарт! Он отодрал планку от крайнего верхнего ящика, вынул оттуда ярко-красное яблоко и протянул его Толику. — Вот это дело! Лопай, лопай… Девять тонн — девять тыщ килограмм. Считай по полета рублей за кило. Сколько это будет? Вот то-то и оно! И всем хорошо. И все при деле, все при бабках! И я в полном порядке… Палпалыч выпрыгнул из фургона и стал закрывать его двери. И сказал Толику: — Здесь тебя за полтора стольника любой подхватит. . До города пятнадцать километров. А у меня еще два поста ГАИ впереди. — Спасибо, — сказал Толик. — Насчет гостиницы при рынке позвони. Спроси Нину — дежурную со второго этажа. Скажи, что от Палпалыча, она тебе местечко сделает… — Спасибо, — еще раз сказал Толик и протянул Палпалычу деньги. — Миллионер! — восхитился Палпалыч. — Ротшильд!.. И не взял денег. А влез в свою кабину и, уже закрывая дверь, крикнул: — У тебя товар-то хоть ходовой? — Такого товара, Палпалыч, в вашем городе еще и не видели, — со скромной гордостью ответил Толик. — Ну, Толик, ты даешь!!! * * * Базар — это городские ворота в плодородие земли и воздуха. По прилавкам выстроились аккуратные яблочные пирамиды. Яблоки разных сортов, на самый тонкий вкус. За каждой пирамидой объявляется хозяин. А дальше кучки гранатов, россыпь орехов, кадочки солений, помидоры, картошка… За прилавками продавцы — один картиннее другого. Огромные кепки — упрямая грузинская мода, азиатские тюбетейки, кто-то в широком нагольном тулупе, необъятная украинская жинка, неестественно интеллигентные эстонцы — и многие разные другие… И это все при стремительно возникших, неведомых раньше границах, таможнях, визах! И, наконец, Толик… В самом невыгодном месте, почти у выхода, когда усталые от базарного великолепия, обвешанные тяжелыми сумками покупатели уходят уже ни на что не глядя, едва видный из-за плеча огромной украинки стоит Толик и торгует чем-то уж совсем непонятным. — Зи-ра! — негромко покрикивает он. — Покупайте зи-ру!.. Но голос его едва слышен в сытом урчании рынка. Сейчас мы сможем подробнее рассмотреть Толика. Внешность знакомая, примелькавшаяся. Но что-то неуловимое подскажет нам, что он оттуда — из южных и восточных краев. Встречая на улицах большого российского города даже совсем русского человека в тюбетейке и провинциальном костюме, мы быстро и поверхностно относим его к людям, о которых нам все известно. Мы наделяем его легендарно дурными или легендарно приятными чертами характера — что, в сущности, одно и то же. Редко кто поразит нас, редко про кого можно сказать: «Да, в нем, казалось бы, нет ничего особенного, но он торчит из других людей, как гвоздь!» О Толике этого нельзя сказать и вовсе. Впрочем, чем-то он все же выделяется среди базарных молодцов-продавцов. Он портит их ряд. Он провал в этом торговом людском ряду. Любой из продавцов специально поддерживает расхожую легенду о своем месте жительства. Толик выпадает из привычных базарных понятий. Он огорчает на первый взгляд. Где же восточная жуликоватая лукавость, где прибалтийская картинность ударений и акцента, где сибирская неторопливость жеста и движений, скрывающая под собой быстрый и изворотливый ум? Да и сам товар Толика — что это такое? Семена не семена, пыльная серенькая крупка со странным, слегка аптечным запахом и уж абсолютно неслыханным названием! — Зи-ра!.. — устало и тихо кричит Толик. — Покупайте зиру!.. Никто не хочет покупать его неведомый товар. Подошла старуха: — Это чего? — Зира… — А для чего? — Для плова. — Чего?!! Подошел мужчина. Постоял, посмотрел, спросил: — Просо? — Зира… — А если на ей водку настоять? |