Онлайн книга «Толчок восемь баллов»
|
Около жаровни-мангала, прямо на земле, устроены квадратом низкие скамейки из досок, положенных на два кирпича. Шашлыки берут рабочие и эмчеэсники в комбинезонах, выпачканные глиной и известкой, с брезентовыми рукавицами за поясами. Берут по восемь, по десять палочек. Положат на лепешку, закроют сверху другой, и такой бутерброд отправляют в могучие глотки. Возле мангала хлопочет, раздувает картонкой угли, переворачивает железные штыки с шашлыками толстый черный человек с треугольным грустным носом. Это Мухтар. Он успевает все делать сразу — жарить и продавать шашлыки, разговаривать с Толиком и еще покрикивать на кого-то через плечо. — Я все вижу! — не поворачиваясь, кричит Мухтар назад. И снова к Толику: — На билет хоть заработал? — Почему не заработал? — отвечает Толик спокойно. — Весь товар раскупили. — Да ну! — удивился Мухтар. — Первый человек! Все говорят: зиру Россия не покупает, зря ездить. — Уметь надо, — сдержанно ответил Толик. — А если поймаю?!! — закричал вдруг Мухтар, не трогаясь, впрочем, с места. И опять, другим голосом, спросил Толика: — Дома твоего нет теперь… Что делать будешь? — Не знаю, — сказал Толик. — Иди ко мне. Помощник нужен, — сказал Мухтар, и не успел Толик согласиться, как он уже кричал с полным восторгом: — Ведь горячий, прямо горячий едят! Живой огонь! Палочку, палочку отдай! В стороне маленькие мальчишки делили палочку шашлыка, которую стащили у Мухтара. Так же вдруг Мухтар сорвался с места и побежал — не стараясь особенно никого догнать. От него во все стороны так и прыснули, разбегаясь, мальчишки — мал мала меньше… Все бежали, кто как умел. Не бежал только один, лет семи, не больше. Он был на редкость чернявенький, с чуть более раскосыми глазами, чем полагается народонаселению этого кусочка планеты. Он стоял и без страха глядел на Толика, словно приглашая попробовать его изловить. Наверное, Толик уже почувствовал себя полноправным помощником Мухтара, а может, ему просто захотелось поглядеть на мальчишку поближе, но он поставил приемник на землю и сделал несколько шагов вперед. Мальчишка отошел. Толик прибавил ходу — тот побежал. Он бежал не оглядываясь. Толик тоже перешел на бег. Они бежали долго и медленно, перескакивая через арыки и кирпичи, тяжело дыша, спотыкаясь. Наконец мальчишка обернулся и бежать перестал… Толик нагнал его и тоже остановился. — Почему ловишь? — спросил мальчишка. — А ты почему бежишь? — спросил его Толик. — Потому что догоняешь. Похоже было, что он не боится Толика. — Покажи руки, — велел Толик. Мальчишка разжал ладони. В них ничего не было. — Зачем же убегал? — удивился Толик. — Не люблю, когда ловят. — Шашлык брал? — Нет. — А что там делал? — Нюхал, — ответил мальчишка просто. И это очень понравилось Толику. На другой день возле мангала возился уже Толик. Он еще только раздувал угли и переворачивал первые палочки, когда откуда-то вынырнул вчерашний мальчишка. Он привел с собой еще девочку, выше его на целую голову, но мальчишка уверенно вел ее, держа за руку. Они стояли перед чадящим мангалом, и Толик с новым, неизвестным прежде ему ощущением, смотрел на мальчика — так, что ему хотелось непонятно от чего улыбаться. — Вы кто такие? — спросил наконец Толик. — Мы с интерната, — ответила девочка. — Я хочу шашлык, — четко сказал мальчик. Это еще больше понравилось Толику. Он протянул им по шашлыку и лепешке с сырым луком. И с любопытством стал ждать, что будет дальше. — Спасибо, — сказала девочка, а мальчишка только кивнул. Ел он обстоятельно, не забывая про лук и лепешку. Лицо и губы он вытер руками, а руки облизал. — Слушай, хозяин, — сказал мальчишка, закончив. — Ты шашлык делай. Я к тебе каждый день ходить буду. — Договорились, — просто ответил ему Толик. Он долго смотрел, как они уходили, огибая груды битого кирпича… В конце улицы мальчишка обернулся и поглядел назад, в сторону Толика, по-крестьянски приставив ладонь ко лбу от света. И это понравилось Толику больше всего!.. Поздним вечером совсем по-другому выглядит площадка возле Толиковой, торговли. Угли в жаровне накрыты картонкой. На картонку для тяжести возложен кирпич. По земле ветер носит бумажки — обрывки бумажных салфеток. В грязь втоптаны белые луковые кольца, отливающие перламутром… Одна металлическая палочка от шашлыка упала и, воткнувшись в землю, покачивается, как стрела. Рванул ветер, и вот она мелко задрожала, наводя на сейсмические мысли… За мангалом виден голый забор. На заборе крупно написан уже давно забытый присоветский лозунг: «Слава людям труда!». Прямо под лозунгом стоит железная заржавленная кровать, которую днем не было видно. В ногах кровати валиком положен матрац. Толик ходит по «своей» площадке, немного прибирает мусор, потом идет к кровати. Вот он развернул матрац, и внутри оказалась постель. Диковато смотрелись здесь простыня, подушка и цветное ватное одеяло, так беззащитно разложенные под открытым небом, на ржавом железе солдатской кровати… Приготовив постель, Толик идет к самовару. Старый царь-самовар, браво развернув свои прямые медные плечи, весь в потеках и вмятинах. А вокруг него и под ним, между гнутых медно-тусклых его ножек, похожих на тронные, — понасыпались мокрые угли и зола. Отчего самоварное подножие отдает пепелищем… Толик нагибается и молча начинает готовить лучину для завтрашних чаепитий. На одном могутном плече самовара стоит японский приемник — «чистая „Соня!“, как сказал тогда его гостиничный Сосед. Прямо из ничего, непосредственно из окружающего воздуха приемник создает веселую музыку в настроении марша. Эта транзисторная маршевая бодрость, интеллигентный японский дизайн приемника и сверкающая шпага антенны делают всю картину Толикиного быта еще более грустной. Сидя на корточках, Толик большим ножом колет сухое полено. Неожиданно он громко спрашивает: — Ты чего сегодня домой не идешь? С краю, у самого мангала-жаровни, стоит давешний мальчик и внимательно смотрит на работу Толика. — Куда? — не сразу отвечает он. — Ну, в интернат. Мальчик долго молчал, потом негромко произнес: — А мама не так колола. — А как? — сразу так и кинулся к нему Толик — кинулся голосом, вопросом, глазами, оставаясь в то же время на месте, на корточках. |