Онлайн книга «Белый тигр»
|
Дышать через ткань — это не каприз, у жителей столицы есть на то самые серьезные основания. Говорят, здешний воздух отнимает у людей десять лет жизни. Тем, кто раскатывает на хорошем авто, как мы, легче, к их услугам вентиляторы, кондиционеры, фильтры. Сверкая тонированными стеклами, дорогие машины темными яйцами скользят по улицам Дели. То и дело какое-нибудь яйцо вскрывается изнутри, в приоткрытом окне показывается женская рука в золотых браслетах, бросает на дорогу пустую бутылку из-под минералки — и опять ни щелочки на гладкой скорлупе. Свое темное яйцо я направляю в самое сердце города — по левую сторону виднеются купола Президентского дворца, где вершатся все самые важные дела в стране. Если в воздухе висит дымка, дворца совсем не разглядишь, но сегодня видимость хорошая. * * * До штаб-квартиры Партии конгресса я домчал за десять минут. Мимо не проедешь, перед зданием высятся два-три гигантских щита с портретом Сони Ганди [28] . Останавливаю машину, выскакиваю, распахиваю хозяевам дверь. Мистер Ашок говорит мне: — Через полчаса вернемся. Я смущен. В Дханбаде им и в голову не приходило ставить меня в известность, в котором часу их ждать. Разумеется, ни о какой точности речи нет, братья могут заявиться и через два часа, и через три. Но каково — до меня снизошли, назначили время. Видимо, в Дели так полагается. Группа фермеров подходит к входу, их не пускают, завязывается перепалка, но фермеры скоро сдаются и убираются восвояси. Подъезжает автобус с телевидения, сигналит, его пропускают без звука. Зеваю. Щелкаю страшилу по красному языку, фигурка раскачивается туда-сюда. Мотаю головой. Гляжу на огромный плакат с Соней Ганди. Она приветствует меня, подняв руку, — я машу ей в ответ. Опять зеваю и разваливаюсь на своем сиденье. Магнитные липучки с богиней Кали маячат перед глазами. Вид у темнокожей богини грозный, с кривой-то саблей и связкой черепов. Надо бы повеселее картинку пришлепать. А то очень уж на бабушку похожа. Часа через два братья выходят. Мукеш-сэр наклоняется ко мне: — Сейчас в Президентский дворец, Балрам. На вершину холма. Знаешь, где это? — Да, сэр. Я видел. В Дели я уже много чего видел — Парламент, Джантар-Мантар [29] , Кутуб [30] , — но в самом важном месте еще не бывал. Еду к холму Раисина, дорога идет вверх, нас то и дело останавливают охранники, осматривают салон, заглядывают в багажник. И вот я торможу перед огромным, увенчанным куполом зданием, одним из тех, что окружают Президентский дворец. — Жди в машине, Балрам. Вернемся через тридцать минут. Первые полчаса боюсь нос высунуть из машины, затем потихоньку приоткрываю дверь, выбираюсь наружу, осматриваюсь. Совсем рядом высятся башни и купола. Совсем рядом — рукой подать — государственные деятели (премьер, президент, министры, высшие чиновники) обсуждают важнейшие вопросы, выносят решения, скрепляют документы печатью. Кто-то предлагает «пятьсот миллионов рупий на строительство плотины», а кто-то другой кипятится: «Отлично, подвергнем Пакистан бомбардировке!» Мне хочется сорваться с места и завопить: «Балрам тоже здесь! Балрам тоже здесь!» Но я возвращаюсь в машину в надежде, что не успел ничего нарушить и меня не за что арестовывать. Уже темнеет, когда братья выходят из правительственного здания. С ними толстый мужчина. Они о чем-то договариваются, братья жмут толстяку руку и прощаются. Мистер Ашок садится в машину мрачнее тучи. — Домой, — велит мне Мангуст. — И не вздумай опять заблудиться, ясно? — Да, сэр. Едем в молчании, что совсем меня сбивает с толку. Да если бы мне довелось попасть в Президентский дворец, я бы прыгал от радости! Опустил бы стекла и кричал о своем счастье каждому встречному! Первым подает голос мистер Ашок: — Погляди-ка. — А? Куда? — На этот памятник. Гляжу украдкой в окно. Мы едем мимо знаменитой бронзовой скульптурной группы (будете в Дели, вам ее обязательно покажут, господин Цзябао) — Махатма Ганди, опираясь на посох, ведет за собой народ Индии из мрака к свету. Мангуст скашивает глаза. — А что в нем такого? Я этот памятник уже видел — штука известная. — Сунули взятку министру — под самым носом у Ганди. Смешно. Ну полное блядство. — Это слова твоей жены, — говорит Мангуст. — Не люблю, когда ругаются, это противоречит нашим традициям. Но мистер Ашок весь такой красный... Вне себя, это точно. — Полное блядство — это наша политическая система. Не устану повторять. В Индии все непросто, Ашок. Здесь тебе не Америка. Не надо так резко. * * * На дороге в Гургаон жуткая пробка. Дернется, поманит надеждой, проедет фут-другой, снова встанет на пять минут. Каждый давит на гудок. Голоса разных транспортных средств мешаются в одно плаксивое мычание — словно теленка отнимают у коровы. Воздух сизый от выхлопных газов, они не поднимаются вверх, не расходятся, а стелются над мостовой, плотным облаком окутывают машины. Некоторые водители чиркают спичками, закуривают, точно им мало дыма вокруг. Перед нами телега, запряженная буйволом, на ней перевязанный веревкой штабель жестянок из-под машинного масла высотой футов пятнадцать. Бедный буйвол! Тащить такой груз — и дышать такой дрянью! Моторикша рядом с нами заходится кашлем, нагибается и сплевывает в сторону, три раза кряду. Слюна пятнает нашу «Хонду». Показываю ему кулак. Рикша втягивает голову в плечи и рассыпается в извинениях. — Прямо торжественная демонстрация искусства плеваться! — Мистер Ашок укоризненно смотрит на провинившегося. «Подышал бы этой отравой, сам бы плевался не хуже», — мелькает у меня. |