Онлайн книга «Ты самая любимая»
|
Неожиданно музыка обрывается, массовик взбегает на сцену с микрофоном: — Внимание! А сейчас еще одна фишка нашего праздника: father’s dance! Для тех, кто не сечет по-английски: отец именинницы приглашает свою дочь! Маэстро, музыку! Подросток-«диджей» врубает танго, отец именинницы встает из-за столика, идет к дочке и церемонно приглашает ее на танец. Высокий, моложавый и по-офицерски подтянутый, он красиво танцует со своей 13-летней красавицей дочкой. А вокруг стоят подростки — одноклассники и друзья именинницы, их много, и это в основном девочки… Они смотрят на танец отца и дочки, и среди откровенно завистливых лиц этих зрителей — наша Ивана и рядом с ней ее одноклассник Федя… Между тем танец продолжается, и по его ходу то сыплются с эстрады конфетти… то гремит и рассыпается огнями фейерверк, который, по словам массовика, любящий отец дарит любимой дочке… Шарах! Это Ивана врывается в свою квартиру и с порога швыряет в угол, об стену свою сумочку. 30-летняя, в форме ж.-д. проводницы, мать Иваны, колдовавшая у плиты, и 50-летняя бабушка, строчившая на швейной машине цветастых «баб на чайник», в оторопи смотрят на нее. Теперь мы можем разглядеть квартиру — типичную совковую малогабаритку в провинциальной хрущобе. Каким-то образом тут разместились и раскладной диван, и одежно-бельевой шкаф, и книжные полки, и письменный стол, и торшер, и телевизор — все старое, совковое… — Ты чего? — изумилась мать. — Где мой отец? — яростно сказала Ивана. — А в чем дело? — спросила бабушка. — Ни в чем! Я просто спрашиваю: где — мой — отец? Или я выблядок? Бабушка возмутилась: — Как ты смеешь?! — Это не я! Это во дворе пацаны меня так называют. Бабушка рванулась к окну: — Мерзавцы! Сво… — Подожди, — остановила ее мать и повернулась к Иване: — Ты же знаешь: твой папа погиб в Афганистане. Как герой… — Врешь! — отмахнулась Ивана, прошла в туалет и хлопнула за собой дверью. Мать и бабушка переглянулись. Из санузла послышалось журчание. Бабушка крикнула: — Ты как с матерью разговариваешь? Ответом был характерный обвал воды из туалетного бачка. Затем Ивана, на ходу раздеваясь, вышла из санузла. — А так! Мне тринадцать лет! Я имею право знать, кто мой отец и где он! — Мы же тебе сказали… — сказала бабушка. — Хватит! — крикнула Ивана. — Понимаешь? Хватит мне лапшу вешать! Война в Афганистане кончилась в 87-м! Мне что — двадцать лет? И Ивана ушла в спальню. Бабушка и мать вновь переглянулись. Бабушка сложила в картонную коробку штук двадцать «баб на чайник», изготовленных за день, затем разложила диван и стала стелить себе на ночь. А в спальне Ивана, лежа на своей узкой койке, уже надела наушники от плейера и «улетела» в музыку модной среди подростков группы «Дважды два». Когда мать вошла в спальню — крохотную, как пенал, комнатенку, вдоль стен которой с трудом разместились две односпальные койки и 50-летнее чешское трюмо с зеркалом, — Ивана все так же отрешенно, с закрытыми глазами лежала с наушниками на голове. Помявшись, мать тихонько сняла с себя свою проводницкую форму, надела ночную рубашку и, собираясь лечь в свою кровать, выключила свет. Но тут Ивана сорвала с головы наушники и рывком села на койке. — Блин! Ты мне что-нибудь скажешь? — Что? — испуганно спросила мать. — Хотя бы его фамилию! — У тебя есть фамилия. Давай спать. — Я не могу спать! Он мне снится! Он жил с нами или не жил? Ты можешь мне сказать? — Он не жил с нами. — Это честно? — Честно. Спи. Ивана резко откинулась на койке — лицом к стене и поджав ноги. А ей все равно снился летний парк, музыка, и в этом парке папа — молодой и высокий офицер — несет на плече трехлетнюю Ивану с красным шариком в руках. В городском парке Ивана и Федя, положив на стойку тира школьные ранцы, достали из карманов своих потертых и дешевых курток какие-то смятые деньги, уплатили и получили ружье. Ивана неумело пристроилась к прикладу, хозяин тира поправил и объяснил, как смотреть в прицел через мушку. Стремительно бежит заяц-мишень. Ивана стреляет, заяц падает. — Я попала! Я попала! — счастливо запрыгала Ивана. — Еще раз! Снова бежит заяц. Ивана снова стреляет. Заяц падает. Ивана входит домой, победно бросает портфель и победно говорит бабушке, строчившей на швейной машине очередную партию «баб на чайник»: — Я знаю, кто мой отец! Бабушка испугалась, прекратила строчить: — Кто? — Офицер! — С чего ты взяла? — А я стреляю без промаха! Это у меня наследственное! — Вот видишь, — нашлась бабушка и снова стала строчить на швейной машине. — Мы же тебе говорили… — Нет, — легко отмахнулась Ивана, — вы говорили, что он летчик. Где мама? — Ну где? В рейсе… — сказала бабушка. В потоке прохожих Ивана шла по центральной улице, пристально разглядывая встречных мужчин. Музыка группы «Дважды два» звучала в ее душе, и от этого походка ее становилась этакой игриво-танцующей. Натыкаясь на ее взгляд, мужчины реагировали по-разному — кто изумленно… кто заинтересованно… а какая-то женщина, сопровождавшая одного из приметных мужчин, поспешно взяла его под руку и возмутилась: — Вот сучки малолетние! Но Ивана словно и не слышит этого, а идет себе дальше все той же игривой походкой, все так же пристально разглядывая мужчин. Один из них, оглянувшись, повернулся и пошел за ней следом. — Девушка! Ивана остановилась, и он подошел к ней. — Договоримся? — спросил он негромко. Ивана смерила его оценивающим взглядом. — Конечно. — Тогда пойдем, — сказал он. — Держись. И сделал свой локоть колечком. Ивана радостно взяла его под руку и пошла с ним по улице. — Все-таки сколько? — сказал он на ходу. — Что? — Ну, на сколько договоримся? — А! Ну, на алименты. Мужчина остановился: |