Онлайн книга «72 метра. Книга прозы»
Далеко от флота ты хорошо дышишь, шутишь, смеешься веселый, говоришь и делаешь всякие глупости, как все прочее гражданское население. Для того чтоб дойти до бани, нужно миновать полустанок. На нем как раз остановился какой-то воинский эшелон. У ближайшего вагона стоял часовой. Ну какой строевик, я вас спрашиваю, пройдет спокойно мимо солдата и ничего не скажет? Это ж так же тяжело, как псу пройти мимо столба. Миша не мог пройти, он почувствовал сопричастность, остановился и подошел: — Откуда едете? Часовой покосился на него и хмуро буркнул: — Откуда надо, оттуда и едем. — А куда едете? — Куда надо… туда и едем… — А что везете-то? — А что надо… то и везем… — Ну ладно, сынок, служи, охраняй. Родина тебе доверила, так что давай бди! А я пошел. — Куда ж ты пошел, дядя, — скинул часовой с плеча карабин и передернул затвор, — стой, стрелять буду!.. Капитан, начальник эшелона, с трудом оторвал голову от стола. Вид у него был синюшный (их бин больной). Перед ним стоял Миша Зверев, и сквозь дремучую щетину на капитана смотрели веселые глаза. — Здрасте, хе-хе… — Здрасте… — Вот, взяли… хе-хе… — некстати захекал Миша. — Интересовался, — вылез вперед часовой, — куда едем, что везем. — Молодец, Петров! — прокашлял капитан. — Документы есть? — Как-кие документы, отец родной? — сказал Миша. — Я же в баню шел… — Значит, так! Особый отдел мы с собой не возим. Поэтому на станции сдадим. — Товарищ капитан, я капитан второго ранга Зверев, старший помощник начальника штаба, я документы могу принести, если надо! — Не надо, — сказал капитан, застряв взглядом в Мишиной щетине. — Сидоров! Появился Сидоров, который был на три головы больше того, что себе физически можно представить. — Так, Сидоров, заверни товарища… м-м… старшего помощника начальника штаба… и в тот, дальний штабной вагон. Писать не выводить, пусть там делает. Ну и так далее… Сидоров завернул товарища (старшего помощника начальника штаба) под мышку и отнес его в тот дальний вагон, бросил ворохом на пол и со словами: «Ша, Маша», — закрыл дверь. «В вагоне раньше ехали лошади», — успел подумать Миша. Дернуло. От толчка он резко пробежался на четвереньках, остановился, подобрал веник и рассмеялся. — Надо же, — сказал он, — поехали… Вагон как вагон. Перестук колес располагал к осмыслению, и Миша расположился к осмыслению прямо на соломе. Скоро остановились. Станция. Зверев вскочил и заволновался. Сейчас за ним придут. «Это что ж за станция? — все беспокоился и беспокоился он. — Не видно. Черт знает что! Чего же они?» За ним не шли. — Эй! — высунулся он в окошко, перепоясанное колючей проволокой. — Скажите там командиру эшелона! Я — Зверев! Я— старший помощник начальника штаба! — обращался он ко всем подряд, и все подряд пугались его неожиданной физиономии, а одна бабка так расчувствовалась от внезапности, что сказала: «О-о хосподи!» — ослабела и села во что-то, чвакнув. Миша хохотал над ней как безумный, пока вагон не дернуло. О нем явно забыли. Станции мелькали, и на каждой он орал, подкарауливая у окошка прохожих: «Я — Зверев! Скажите! Я— Зверев!..» Через трое суток в Ярославле о нем вспомнили («У нас там был этот… как его… начальник штаба») и сдали в КГБ. За трое суток он превратился в дикое, волосатое, взъерошенное существо с выпученными глазами и острым кадыком. Пахло от него так, что вокруг носились взволнованные мухи. — Ну? — спросили его в КГБ. — Я — Зверев! — заявил он с видом среднего каторжанина. — Я — старший помощник начальника штаба! — добавил он не без гордости и подмигнул. Мигать не хотелось, просто так получилось. Рожа — самая галерная. — Документы есть? — Как-ки-е до-ку-мен-ты? — в который раз задохнулся Миша. — Я в баню шел! Вот! — и в доказательство он сунул им под нос веник, которым иногда подметал в вагоне. — А чем вы еще можете доказать? — Что? — Ну, то, что вы — Зверев. Миша осмотрел себя и ничего не нашел. И тут он вспомнил. Вспомнил! Что в Ярославле у него есть дядя! Ы-ы! Родной! Двадцать лет не виделись! — Дядя у меня есть! — вскричал он. — Ы-ы! Родной! Двадцать лет не виделись! Родной дядя! Едри его мать! К дяде поехали уже к ночи. — Вы такой-то?.. — Я… такой-то… — Одевайтесь! И дядя вспомнил то героическое время, когда по ночам выясняли, кто ты такой. Родного дядю привезли вместе с сандалиями. Когда он вошел в помещение, к нему из угла, растопырив цепкие руки, метнулось странное существо. — Дядя! Родной! — верещало оно противно, дышало гнилым пищеводом и наждачило щеку. — Какой я тебе дядя?!. Преступник!.. — освобождался дядя, шлепая существо по рукам. Дядю успокоили, и под настольной лампой он признал племянника и прослезился. — Служба у нас такая, — извинились перед ним, — вы знаете, черт его знает, а вдруг… — Да! Да!.. — повторял радостный дядя. — Черт его знает! — и пожимал руки КГБ, племяннику и самому себе. Радующегося непрерывно, его увезли домой. — А вы, товарищ Зверев, если хотите, можете прямо сейчас идти на вокзал. Здесь недалеко. А мы позвоним. На вокзал он попал в четыре утра. Серо, сыро, и окошко закрыто. Миша постучал, тетка открыла. — Я — Зверев! — сунул он свою рожу. — Мне билет нужен. Вам звонили. — Давайте деньги. — Какие деньги? Я же без денег! Ты что, кукла, — он заскреб щетиной по прилавку, — совсем, что ли, людей не понимаешь? «Кукла» закрыла форточку. Нервы, расшатанные вагоном, КГБ и дядей, не выдержали. — Я — Зверев! — замолотил он в окошко. — Я от КГБ! Вам звонили! Я от КГБ! От! Ка! Ге! Бе! — скандировал он. Тетка взялась за телефон: — Здесь хулиганят! Миша молотил и молотил: — Я — Зверев! Открой! Эй! За его спиной уже минут пять стоял милиционер. Он дождался, когда Миша устал, и вежливо постучал его по плечу. Миша обернулся. — Вы Зверев? — Да-а… — Миша до того растерялся оттого, что его хоть кто-то сразу признал, что расплакался и дал себя связать. В машине он припадал к милицейскому плечу и, слюнявя его, твердил, что он — Зверев, что он — в баню, что он — в КГБ… — Знаем, знаем, — говорили ему мудрые милиционеры. |