Онлайн книга «Кот»
К слову говоря, самые кровожадные из дикарей, папуасы, до сих пор надевают на член берестяной колпачок, после чего кидаются друг на друга с боевыми топорами и уже потом, в спокойной семейной обстановке, с удовольствием поедают сочную печень врага. То бишь я хочу сказать, что, если внезапно с мужчины сдернуть штаны, оставив на нем только верхнюю часть мундира, агрессивность его немедленно улетучится. 
Представьте себе генерала, мясника или парламентария, а теперь по мановению волшебной палочки лишите его брюк. Генерал останется заикой, мясник станет рубить мясо нежно, чтобы не промазать, и всем вдруг станет ясна убогость и никчемность просвещенного парламентаризма. Как мы видим, дело тут в наличии панталон. Сними их со всего населения – и воцарится долгожданный мир. Сверху будут эполеты, награды, отличия – всякие знаки Почетного легиона, а внизу – целиком невостребованный аргумент, обрамляющий волосатые ноги. Хотя на самом-то деле слово «обрамляющий» мне не нравится. Оно здесь не совсем подходит. Вот если бы этот предмет шел по всему периметру обсуждаемой нижней части, тогда совсем другое дело, а так… можно попробовать слово «оттеняющий» – впрочем, сразу, я полагаю, это дело не решить. У меня есть один знакомый – до колена большой ученый и дока в подобных делах – так он со мной совершенно солидарен: так просто не решить. Нужно подумать. 
И сделать это следует на родном русском языке, к великому нашему общему счастью, являющемся языком молодым, незастывшим, а посему в него можно вставлять что попало, а также как угодно переставлять слова, менять интонацию и тон предложения, из утвердительного делать вопросительное; можно расставлять акценты или избавляться от них; можно заверять, утверждать, объяснять, обещать, аргументировать, мотивировать, нести околесицу и говорить загадками, а потом можно все это похерить, ссылаясь на временное помутнение, молодость языка, его резвость и пыл. А с пылу чего не сболтнешь. Так вот о фаллосе и моей агрессивности: утром он встает надлежащим образом, и наладить агрессивность в подобном неудобье совершенно невозможно. Таким образом, очевиднейший вывод: обнажение и эрекция – необходимейшие условия мира и демократии. Не говоря уже о влиянии коитуса на разум – тут я все еще размышляю о людском разуме. Ведь если предположить, что причиной совокупления, как и следствием оного, является достижение оргазма, то многочасовое перепиливание партнерши по ночам в поисках последнего с трудом укладывается в представление о разумности человеческой расы. Хотя при чем тут представление о разумности? Может быть, все эти представления не более чем догадка, предположение, допущение в поисках первопричины на фоне кризиса самосознания, опирающегося на вольность математических построений, вздрагивание рассудка и паранойя логики. 
То ли дело кошки. Соитие может происходить хоть по сто раз подряд и каждое завершается пипеточным оргазмом. Вот где целесообразность, перетекающая в ум. Зачем пилить, если только вставил рожок – и уже оргазм. При этом должен заметить, что, по моим неоднократным наблюдениям, минет – это любовь, притянутая за уши. 
Все эти выводы стали возможны лишь только потому, что мой хозяин – он, бедняга, таковым себя полагает – всякий раз оставляет открытой дверь в спальню, и я с достоинством, столь угодным природе, прошествовав на свое законное место, на кресло, могу с него наблюдать человеческую любовь – то есть то, что они сами называют любовью во всех ее проявлениях, то есть то, что не зависит у них ни от времени года, ни от времени суток, ни, тем более, от флюидов. Все эти движения, все эти «Ларисочка, тебе хорошо?» по моим скромным расчетам, не имеют ничего общего с потрясающим периодом ухаживания и восхитительных ласк, принятых в мире всего живого, от комара до удава, ибо только прелюдия, только томление достойны – это слово я уже где-то употреблял, ну да Бог с ним, на чем я остановился? Ах, да вот… после чего мне приводят самочку и заднюю ее часть пихают мне в нос, предлагая воспользоваться. 
Тьфу! Дорогие люди… Нет, я, конечно, понимаю своего хозяина – он, бедняга, все еще считает себя таковым: после того как сам над подобным тебе существом, надломившись, осуществляешь акт типичного полового вандализма, до детерминизма ли тут! А эти колыхания огузка! И как тут не вспомнить философа Жиля Делеза, рассуждающего о концептах. Как не вспомнить аристотелевскую «субстанцию», декартовское «когито», лейбницианскую «монаду», кантовское «априори», шеллингианскую «потенцию», бергсоновскую «длительность». 
Задница, господа… Задница, колеблющаяся в такт с противолежащей задницей, предполагает наличие субстанции, априори с помощью когито перетекающей в монаду, что само по себе подразумевает потенцию на фоне невероятнейшей длительности. 
Пролог Вас, я полагаю, уже восхитила моя начитанность, хотя я все еще слышу возгласы: «Ах, эти коты, что они могут!» Мы можем все. Долгими зимними вечерами, когда не тревожит либидо. 
Видели ли вы когда-нибудь кота, в предвкушении великого удовольствия во взоре располагающегося на книге или на газете? Видели ли вы, как он это делает, с какой нежностью, теплотой и любовью к знаниям он готовит место – утрамбовывает и утаптывает? Это настоящий чтец, ценитель завершенной фразы, наблюдатель сверкающей мысли, созерцатель озарения. А все потому, что все мы, коты, читаем нижней своей частью, в отличие от людей мы потребляем знания животом, соприкасающимся через обложку с обожаемым чтивом. Наш живот выделяет тепло, которое приводит атомы текста поначалу в смятение, в совершеннейшее волнение, а затем и в полное согласие с его собственными – живота – первокирпичиками. 
|