Онлайн книга «Искатели неба»
|
– Освободите ему руки. Говорил он, почти не разжимая губ. Будто каждое его слово – драгоценность, и неизвестно еще, достойны ли мы услышать сказанное. А ведь так оно и есть! Преемник Искупителя, глава Церкви Юлий сидел передо мной. То, что мне не давалось, у святых братьев проблем не вызвало. Шелковый поясок развязался вмиг. – Уходите. Святые братья склонили головы – и беззвучно ускользнули в ту дверь, через которую привели меня. Мы остались наедине. И месяца не прошло с тех пор, как был я удостоен чести лицезреть епископа Ульбрихта. Помню, как бросился перед ним на колени, припал к руке, прощения и благословения прося… А сейчас будто выжгло во мне что-то. Будто остыло. Сижу перед Пасынком Божьим и не шевелюсь… – Понимаю… – сказал Юлий. Посмотрел куда-то в сторону, вздохнул. – Назови свое имя. – Ильмар. – Ты вор? – так же сонно, скучно спросил Пасынок Божий. Он слегка картавил, как человек, долго пытавшийся от косноязычия отучиться, но так до конца и не преуспевший. – Да… ваше святейшество. – На Печальных Островах ты помог бежать с каторги мальчику по имени Маркус? – Да… ваше святейшество. – Ты знал тогда, что Маркус – младший принц Дома? – Нет. Пасынок Божий опустил веки и будто вообще задремал. Я потихоньку оглянулся. Да быть того не может, чтобы меня, каторжника и душегуба, оставили наедине с самим Юлием! Но никого, кроме нас, в странной этой комнате не было. И никаких амбразур, сквозь которые меня на прицеле держат, я тоже не увидел. Может, смотрел плохо? – Почему ты его спас? – пробормотал Юлий. – А? Почему… Вроде бы он и вопроса не задал, так, в воздух произнес. Но я ответил: – Он мне помог бежать. – Помог, а дальше? – Тощие плечи под белой мантией вздрогнули. – Зачем потом спасал, правды не зная? – Сестра-Покровительница завещала товарищей не бросать… – Чтишь Сестру… Это хорошо. – Брат Юлий посмотрел на меня: – А Искупителя – чтишь? – Чту. – Верю, – легко согласился Юлий. – Поглядеть, так ты достойный сын Церкви. Как же дошел до жизни такой? – Какой? – тупо спросил я. Пасынок Божий помолчал. Потом спросил, с ноткой интереса: – Знаешь, где мы с тобой беседуем? Я замотал головой. – Это часовня, в которой короновали Искупителя на римский престол. Вокруг нее весь Урбис строился. Это – сердце веры, Ильмар. Эта комната невзрачная, для беглого взгляда убогая, – основа Державы. Она, а не великие монастыри, пышные храмы, огромные соборы. Меня дрожь пробила. Вот чего не ждал… А Пасынок Божий продолжал: – Немногие удостоены чести сюда войти. Еще меньше тех, кто на эти скамьи садился. На одной из них сидел сам Искупитель… вот только на какой – неведомо. Даже мне. Он снова на меня посмотрел. Странная у него манера, глянул – будто коснулся… и тут же взгляд отдернул. – За что мне такая честь? – спросил я. – Скажи правду, вор Ильмар, – моего нахального вопроса Пасынок Божий будто и не заметил. Не заметил, но ответ дал… – Здесь, в сердце веры, в символе Урбиса, ты не посмеешь сказать неправды. Ответь… – Снова быстрый взгляд – только теперь Пасынок Божий глаз не отвел, впился в меня взглядом, и голос его окреп, набрал силу: – Кем ты считаешь Маркуса, бывшего принца Дома? – Искупителем… – прошептал я. Пасынок Божий тонко сжал губы. Спросил: – Почему? – Он Слово Изначальное узнал… – начал я. – Разве простому человеку оно дастся? Молчал Юлий, смотрел в пол, опять будто задремав. Но я к такой его манере уже привыкать стал и ждал терпеливо. И дождался: – Скажи, брат мой во Сестре и Искупителе, Ильмар-вор… А почему же Церковь с таким усердием ищет повсюду невинное дитё, в котором дух Искупителя приют нашел? Перевел я дыхание, собрался с силами и ответил, как думал: – Изначальное Слово – власть, ваше святейшество. Ключ ко всем Словам, что были, и есть, и будут. Ко всем богатствам, что в Холоде спрятаны. – Что же с того? – Кто Изначальным Словом владеет, тот будет миром править… – пробормотал я. – А это и для мирских владык – соблазн, и… и для Церкви Святой. – Ильмар-вор… – начал было Юлий, да замолчал в раздумье. Потом голову поднял и будто только меня увидел – спросил: – А расскажи-ка мне, Ильмар, что случилось в городе Неаполе, где встретился вам офицер Стражи Арнольд. Расскажешь? Пустой вопрос, все я уже сказал, еще на первом допросе… Плоть слаба: как стал мне итальянский искусник «Белую розу, красную розу» показывать, так и рассказал, уже на третьем белом лепестке во всех грехах признался. – Расскажу, – кивнул я. Хорошо хоть не с самого начала повелел Пасынок Божий рассказывать. С гиблой каторги на Печальных Островах, откуда мы с Маркусом бежали, планёр похитив и летунью Хелен принудив до материка нас доставить. С города Амстердама, где на меня облаву устроили и где стал я свидетелем проступка Арнольда, офицера Стражи – в горячке схватки собственного напарника убившего. А больше всего не хотелось мне рассказывать, да и просто вспоминать, как святые братья во Сестре и в Искупителе друг друга убивали… и как я одного из них убил… Ну а Неаполь… что по сравнению со всем этим Неаполь? Рассказал я Пасынку Божьему, как бежали мы с Миракулюса: младший принц Маркус, я, летунья Хелен и настоятельница Луиза, помогавшая Маркусу на Острове Чудес от Стражи прятаться. Как Маркус своим Словом чудеса творил, как мы от линкора имперского отбились, как в дилижансе рейсовом приехали в Неаполь – прямо в засаду, устроенную Арнольдом. И как Маркус побоище остановил, одним лишь Словом… Как холод прокатился по улочке, как испуганно ржали лошади, с которых исчезла упряжь. Как стражники, оставшиеся в один миг с голыми руками, дергались, будто тарантеллу танцуя, ощупывали себя, оглядывались, пытаясь понять, кто же их обезоружил. Тогда Марк забрал в Холод все, что только могло послужить смертоубийству. Забрал, даже не прикасаясь, даже не глядя – одним усилием. Далось ему это непросто, и повязали бы нас стражники, даже без оружия оставшись – если бы не Арнольд. Что у него тогда в душе творилось? Лишь Сестре с Искупителем ведомо. Мне-то попроще было, на меня долг офицерский не давил, я Дому не присягал… Только Арнольд выбор сделал. И вывел нас из засады, собственных солдат раскидывая, будто кукол тряпичных, одной рукой дорогу прокладывая, другой беспамятного Маркуса к груди прижимая. |