Онлайн книга «Шарманщик»
|
– Со сколькими женщинами вы состоите в постоянной физической связи? – С одной. – У вас есть дети? – Нет. – Как вы можете охарактеризовать свою жизнь? – Никак. – Это вас тревожит? – Нет. – У вас есть друзья? – Один. – Как его имя? – Он умер. Уже давно умер. * * * Агент Раш сменяет агента Хэнзарда и рассказывает о том, как пытал азиатов током. – Вас это беспокоит? – спрашивает он. – Нет, – говоришь ты. – Вы когда-нибудь принимали участие в чем-то подобном? – Нет. – А хотели? – Нет. – Если бы снова началась война, вы бы ушли добровольцем? – Нет. – Почему? – Потому что война не начнется. Раш кивает, делает какую-то пометку и достает пачку сигарет. – Закуривайте, – предлагает он. Бумажные спички разгораются лишь с третьей попытки. – После войны мирная жизнь кажется лишенной смысла, не так ли? – спрашивает Раш. Ты затягиваешься сигаретой и говоришь, что иногда выпиваешь с пастырем из местной церкви. – Так вот он говорит: блажен тот, кто может поступать как считает правильным и при этом не чувствовать себя виноватым, а все то, что совершается без веры в то, что это правильно, – грех. – А по вам и не скажешь, что вы верующий человек, – говорит Раш. – Нет, не верующий, просто проповедник иногда уж больно хорошо говорит, а иногда несет такую чушь, что остается только пить. – Да, – взгляд агента устремляется куда-то сквозь тебя. – Так вы считаете, что воевали зазря? – Я говорю не о войне. Я говорю о том, что сейчас. – Нынче все сложно. – Да уж, – говоришь ты. Вы сидите и курите, слушая тишину. – Странно, – говорит Раш. – Ты мог бы быть моим сыном или другом. Но мы сидим по разные стороны этого стола, и ничто не сможет изменить этого. И как бы сильно не билось сердце, рука навсегда останется твердой, и мы, не колеблясь, нажмем на курок, как только на то будет необходимость. И никаких сомнений и угрызений совести. * * * Ты выходишь из здания АНБ, и желтый аэрокэб уже ждет тебя. Медсестра в «Ексодусе» извиняется, говорит, что ошибки нет, и снова извиняется. – А мост все уже и уже, – говорит тебе Майк. Ты выходишь на улицу и читаешь брошюрку о вирусе Клейптона, обнаруженном в твоей крови. Лекарства нет. – Ну и сколько тебе осталось? – спрашивает Майк. – Сколько еще шагов вперед? Ты пожимаешь плечами. Вирус Клейптона вывели азиаты в конце войны, когда все уже, по сути, было решено. Их женщины добровольно позволяли ввести себе этот вирус, а потом отправлялись в захваченные армиями Акрида города и отдавались солдатам победителей. – Да, дикие были времена, – говорит Майк, словно читая твои мысли. – Глупо, наверно, избежать пули, чтобы потом сдохнуть от вируса. – И Майк уже не рядом с тобой. Он сидит под ясенем и играет на гитаре: Все, кого я когда-то любил, Промелькнули у меня перед глазами, И ничего больше не имело значения. Я глядел в небо… Ну, я хотел чего-то лучшего, приятель, Я хотел чего-то нового. Ну, я хотел чего-то прекрасного. Я хотел чего-то истинного. И, приятель, я не ищу повода Потерять что-то… Когда колеса перестают крутиться, Когда колеса касаются земли И ты чувствуешь, что все закончено, Здесь для тебя ничего не осталось… * * * Бармен спрашивает, что будешь пить. Заказываешь пиво. Пена медленно ползет по узкому горлышку вверх. Запах солода врезается в ноздри. К нему добавляется запах затушенных сигарет, человеческой плоти и пота. Чувство такое, что это не бар, а мусорный бак. Оглядись. Никого, кроме тебя и бармена. Похоже, все эти запахи исходят уже от самих стен. – Что-то не так? – спрашивает тебя бармен. – Здесь воняет, – говоришь ты. – Чем воняет? – Нами… Вся эта гребаная жизнь провоняла нами… * * * – Мерзко, правда? – говорит Майк. – Уверен, ты даже слышишь, как потрескивает табак твоей сигареты во время затяжки и как где-то тикают часы. Драгоценные секунды утекают, а ты не знаешь, как потратить это оставшееся у тебя время. Ни одной мысли. Ни одной идеи. Хотя, думаю, их и раньше у тебя не было. Прекрасный финал никчемного существования. Ведь если задуматься, то ничего другого мы и не заслужили. – Знаешь, Майк, – говоришь ты. – А ведь я единственный, кто тогда не струсил. Единственный… * * * Снег падает с неба. Белый и чистый. Ты идешь по тротуару и слышишь, как кто-то выкрикивает твое имя. Обернись. Желтый аэрокэб медленно катится рядом с тобой по дороге. Пассажир на заднем сиденье знаком тебе – это тот самый мужчина, телефон которого оставила тебе азиатка. – Есть разговор! – говорит он. Ты садишься в машину. Майк остается на тротуаре. Он стоит и машет тебе рукой, а прохожие все идут и идут сквозь него… Аэрокэб отрывается от земли. – Кто вы такие? – спрашиваешь ты незнакомца. – Что ты рассказал в АНБ? – спрашивает он. Ты молчишь. – Что бы они ни сказали тебе – это неправда, – говорит он. – Я был в «Ексодусе», – говоришь ты. – Не верь им, – говорит он. – Не верить чему? – спрашиваешь ты. – Тому, что ты болен. Это ложь. Они всегда лгут, когда хотят убрать ненужных им людей. Убрать или подчинить. Подчинить и сломать. Сначала они лишили тебя медали, теперь хотят забрать у тебя твою жизнь. – Да кто они такие? – спрашивает Майк с переднего сиденья. Майк, которого нет. – Мне не нужна медаль, – говоришь ты. – Во мне было столько амфитаминов, что я просто не мог бояться. Я тупо бежал вперед и жал на курок. Вот и все. Не знаю, что написала обо мне ваша азиатская подруга, но если бы можно было вернуть все назад, то я бы предпочел остаться с остальными. – И сплавить мозги под последней сброшенной нанобомбой в этой чертовой войне? – Да. – Похоже, военные все сдвинутые. – Это уж точно! – смеется Майк, но тебе не смешно. Совсем не смешно… * * * В номере отеля, который снимает Харрис, стоят две кровати и кишат тараканы. |