Онлайн книга «Эта сладкая голая сволочь»
|
Я был не против. Мы поехали к ней. Нина снимала двухкомнатную квартирку в Семнадцатом округе, на бульваре Перрер, в старом доме, на последнем, пятом этаже, без лифта, зато с маленьким балкончиком, выходившим в крохотный зеленый дворик. Жилище благодаря разнокалиберной мебели и ярким тканям, скорее всего индийского происхождения, которые украшали диван, стулья, стол, абажуры, выглядело богемным, но уютным. – Располагайся, – сказала она, – бар там. – И, включив радио, настроенное на классическую музыку, удалилась «на минуточку». К счастью, в баре нашлась бутылка виски. Непочатая. Я свернул ей головку и, налив в стакан разумную дозу, уселся на диване. Звучала увертюра к опере «Сорока-воровка» Россини – лучшая часть этого творения. Музыка в сочетании с катакомбными впечатлениями и ополовиненной дозой алкоголя настроила меня на философско-лирическую волну. Я решил насладиться моментом. Вообще мне это несвойственно. Я не умею наслаждаться моментом, даже самым счастливым. Мешает смещенность во времени по отношению к этому самому моменту – чисто техническая (а может, психическая) издержка мозговой деятельности. Например, в данный момент я пребывал в следующей стадии, а именно – предвкушал всеми железами внутренней секреции ужин в любимом ресторанчике, где предусмотрительно заказал столик: ароматная запеченная ножка молодого барашка с тмином в сопровождении домашнего пюре. Началось обильное слюноотделение. Желая отвлечься, я принялся прикидывать, сколько все-таки понадобится времени и усилий, чтобы довести дело до заключительного аккорда – до заветного момента, когда Нина, полузакрыв глаза, сдастся под моим ненавязчиво-навязчивым натиском, – неделя, две, месяц? Девица, судя по всему, попалась не из легких – придется завоевывать, как крепость... так даже интереснее... брать жертву нахрапом... затаиться и ждать добычу, как паук... применить все известные мне способы, чтобы она первая потеряла голову... Размышления прервались самым неожиданным образом. В комнату вошла Нина, закутанная в белый махровый халат. Под ним она была очевидно-голая и еще влажная после душа – капельки воды скатывались на босые ступни. Я хотел отреагировать остроумным (конечно!) замечанием, но не успел. Нина подошла, высвободила судорожно зажатый в моей руке стакан, поставила на столик и, усевшись на колени, обвила мою шею руками. Подставила рот для поцелуя... Пока я целовал ее, она раздевала меня, не церемонясь, – пуговицы с рубашки, естественно, посыпались в разные стороны, а галстук, разумеется, едва не превратился в удавку. Даже в эти мгновения я еле удерживался от смеха: кино властно вошло в нашу жизнь, и мы властно вошли в кино. Почта... Телефон... Телеграф... Интернет-провайдеры... кабель на дне Тихого и других океанов... Как я любил в детстве «Тайну двух океанов»! Хотя бы двух. Тогда я не мог представить, как это меня касается... Нина касалась меня... Потом мы, продвигаясь рывками и короткими перебежками, залипая по дороге на стенках, сбивая стулья-вазочки и срывая индийские тряпочки, оказались в спальне. То, что происходило дальше, более походило на схватку обезумевших вампиров, чем на первое романтическое телесное сближение. Так-так! Давай-давай! Это тоже можно вбить в башку Негодяйке. Давненько мною так не пользовались. Нина умудрялась воздействовать одновременно на все органы чувств и просто органы. «Может, этому учат в ветеринарных академиях?» – подумал я, почти теряя сознание. Нина успокоилась, только опустошив меня до последней капли, вынув из меня душу и вырвав слова, которых я не произносил давно. На самом деле я просто несколько раз проваливался в другое измерение и слова являлись именно оттуда. Потом мы подождали, пока тела перестанут дымиться, и кинулись голыми на кухню искать съестное. Я в мгновение ока бросил на сковороду все, что нашлось в холодильнике: яйца, помидоры, болгарский перец, зеленый лук. – А кусочка бекона у тебя не найдется? – спросил я с надеждой. – Мяса в этом доме не бывает! – Мы вегетарианцы? («Ну конечно!» – этого я не сказал.) – А ты как думал? Не могу же я их и лечить и есть! («Как раз лечить и есть – высший пилотаж; девочка, ты пока не тянешь» – но и этого я не сказал.) А сказал: – Мне с полчаса назад показалось, что я попал к людоедке... – Одно другому не мешает, – ответила она невозмутимо. И тут я почувствовал, что Нина не только слушала, что я ей говорил, но и читала мои мысли. К черту мясо! Зато в холодильнике нашлась бутылка пива для меня. Мы ели то, что было. Молча. Недоверчиво поглядывая друг на друга – действительно ли нам было так хорошо? Или показалось? Проглотив последний кусок, молча бросились обратно в спальню. Все заново. Более цивилизованным манером, но с не меньшим накалом. Потом, видимо, оба провалились в небытие. Проснулись тоже одновременно, обжегши друг друга телами. Полежали тихо, взявшись за руки. И тут Нина задала сакраментальный вопрос: – Что ты думаешь о смерти? Экскурсия в катакомбы не прошла для нее даром. Впрочем, когда философствовать по поводу вечных вопросов, если не после ночи любви! – Чего о ней думать! Это самое очевидное, самое предсказуемое и самое неизбежное событие в жизни. Живым из жизни не уйти никому, – глубокомысленно заметил я. – Что ты думаешь о своей смерти? – уточнила она. В ответ я прочел кусочек стишка, выловленного недавно в Интернете: Между телом и душой Промежуток небольшой, И поди там разбери – Что снаружи, что внутри. Если душу не вложить, Человек не станет жить, Но без тела и душа Не протянет ни шиша... [3] – Так нечестно, – запротестовала Нина. – Скажи своими словами. – Мои мысли о смерти заканчиваются одним – я представляю себя в гробу, со смиренно сложенными на груди руками и наконец-то с умным выражением лица. И ни о чем больше не надо беспокоиться, обо всем вынуждены позаботиться другие. У них не будет другого выхода – не бросать же меня на съедение бродячим собакам, – выдал я выношенное соображение, пытаясь изобразить на лице смесь мягкой грусти и легкой иронии. – А как насчет тех минут, которые предшествуют последней? – не унималась Нина. – Перед смертью я боюсь держать себя не слишком учтиво – когда люди умирают, они не отвечают за собственные манеры. Надеюсь, последние минуты или часы я буду без сознания... Переменим тему? Я что, так напоминаю труп, что ты не можешь сдержаться? |