Онлайн книга «Воды любви (сборник)»
|
Лоринков даже распрямился, глядя на гостя. – Маэстро макабрического сте… – начал зазывала. – Ой я вас умоляю, – сказал гость. – Что вы мне бросаете эти фразы за понты, – сказал он. – Я человек с репутацией, – сказал он. – Меня зовут сам Мордехай Семенович Обстольц, – сказал он. – Вот это ИМЯ, – сказал он. – Я известен на весь мир, – сказал он. – В МССР руководил трестом «Главмавстроборхуерпомидорстрой», – сказал он. – В 1978 году я был разгромлен КГБ как диссидент, – сказал он. – А вовсе не за те триста тонн цемента шоб им провалиться, – сказал он. – Конечно, дело имело окраску борьбы с космополитами, – сказал он. – Я был вынужден покинуть страну, и поселиться в США, где и имею свой бизнес, но за культурными событиями на родине слежу, – сказал он. – Пишу взвешенные комментарии в живом журнале поэта Херсонского, – сказал он. – Имею мнение, что поэт Емелин тупое бездарное русское быдло, – сказал он. – Имею свое мнение также и за Пелевина, – сказал он. – Считаю, что он исписался, раз уж вы интересуетесь моим мнением за Пелевина, – сказал он, хотя зазывала и доктор молчали. – Не пропускаю ничего мало-мальски значимого в мире искусства и литературы, – сказал он. – А это шо, – сказал он. – Шо вы мне подсунули? – сказал он. – Маэстро макабрического стёба, доктора Лоринкова, – сказал зазывала растерянно. – И шо? – сказал старичок спокойно. – Шо этот гой имеет за макабрическое? – сказал он. Лоринков вздохнул, снял с себя майку, почесал бок, и выпил прямо на сцене. – Во-во, – сказал старичок спокойно. – Шо, разве интеллигентный юноша со способностями к литературе себе такое позволит, – сказал он. – Вприсутствии Самого Мордехая Семеновича? – сказал он. – Нет, бездарен, бездарен этот ваш доктор Лоринков, – сказал он. – Синтагма моя такова, – сказал он. – Плохое, очень плохое шоу, – сказал он. – Шоб я так жил, – сказал он, и встал. Лоринков вздохнул, и явил скрижали. По ним огненными буквами запрыгало «.. берегите друг друга мальчики, говорит моя дорогая жена-антисемитка, что, с учетом некоторых особенностей моего происхождения, было довольно забавно… говорит и умирает от потери крови…» – Ой, я вас умоляю, – сказал старичок, снова сев. – Так бы сразу и говорили, – сказал он. Лоринков глотнул три раза подряд, и, – как всегда на двенадцатый день запоя, – его вырвало от спирта. – Это ничего, – сказал старичок. – Нашему талантливому мальчику просто неможется, – сказал он. – Беру еще шоу, – сказал он. * * * В августе поток посетителей пошел на спад. Про шоу уже написали в газетах, и сняли репортаж для программы «Максимум», – «скандалы, интриги, расслеуээээ» – сказал в камеру доктор Лоринков и блеванул, – и всем пора было ехать в отпуск, на море. Так что доктор Лоринков давал ежевечернее представление через день, и журналистка Лорена приходила к нему два раза в неделю. Доктор Лоринков все так же много пил, упорно отрицал, что является Богом – хотя все было достаточно ясно, – и не брился. А 27 августа, в День Независимости Молдавии, он напился с горя особенно сильно, и пришел в себя в шатре, где был всего один посетитель. – А, – мутно ворочая языком, сказал Лоринков. – Мордехай Семенович, – сказал он. – Извините, – сказал он. – Снова Пурим праздновал, – сказал он. – Сейчас, – сказал он. Посетитель покачал головой, и только тут доктор глянул на него. Это был молодой еще мужчина с окладистой, в завитушках, – как у сирийца, подумал Лоринков и вспомнил, где они виделись, – головой. Улыбчивый, крепкий. – Почему ты пьешь? – сказал он. – Мне больно, – сказал маэстро Лоринков. – Сейчас, – сказал он, и приготовился взмахнуть руками. – Нет, – сказал мужчина. – Для МЕНЯ мультиков не надо, – сказал он. Хлопнул в ладони, и появившиеся было скрижали пропали. – Почему же тебе больно? – спросил он. – От батюшки своего унаследовал я тяжкую меланхолию, – сказал Лоринков. – Это цитата, – сказал мужчина. – Это правда, – сказал Лоринков. – Но и цитата, – сказал мужчина. – Ну да, – сказал Лоринков. – Точнее, это цитата цитаты, – сказал Лоринков. – Я постмодернист, мне можно, – сказал он. – Если на то пошло… – сказал он. – Паяц, – сказал мужчина. – Ну хорошо, – сказал Лоринков. – Все беды мира принял я на себя, – сказал он. – Кожа моя снята и нервы обнажены, – сказал он. – А по-моему, тебе просто это нравится, – сказал мужчина с сирийской бородой. – Нет, – подумав, ответил Лоринков. – Значит, принял на себя? – сказал мужчина. – Ну да, – сказал Лоринков. – И это ты МНЕ говоришь? – спросил мужчина. – Это я ТЕБЕ говорю, – сказал Лоринков. – Ну хорошо, – сказал мужчина. – Ты принял на себя все беды мира, – сказал он. – А тебя об этом кто-то просил? – сказал он. – Это ты МНЕ говоришь? – сказал Лоринков. – А ТЕБЯ об этом кто-то просил? – сказал Лоринков. – Ладно, – сказал мужчина. – Иногда у тебя получалось не хуже, чем у меня, – сказал мужчина. – Я знаю, – сказал Лоринков и хлебнул. – Знаешь, о чем я сейчас думаю, – сказал мужчина. – О чем, – сказал Лоринков. – Если бы кто-нибудь подслушал, о чем мы говорим, ни хера бы не понял, – сказал мужчина. – Думаю да, – сказал Лоринков. – Неважно, главное, мы понимаем, – сказал мужчина. – Верно, – сказал Лоринков. – Снять тяжесть? – спросил мужчина – Валяй, – сказал Лоринков. Мужчина кивнул, и, улыбаясь, вышел. Лоринков, щурясь, посмотрел на свет в распахнутой двери. Покачал головой. – А мне все равно, – шепотом сказал он. – Все равно мне, – хрипло сказал он. |