Онлайн книга «Очарованный остров. Новые сказки об Италии»
|
— Вы были на вилле Тиберия? — Нет. Дальше Рима, признаться, мы с женой не ездили. — Там потрясающий обрыв. Это место-провокатор. Я достаточно хорошо знаю Италию, но не помню подобного места. Вы хотя бы в Интернете глянули, ну найдите, посмотрите. Тогда ваш вопрос отпадет сам собой. Это же элементарно. — Я уже смотрел. Место необычное, высота обрыва более полукилометра… Но ведь не место выбирает такого сильного и цельного человека, как Иван Морозов? — Выбирает он. — А откуда, спрашивается, он знал об этом месте? Кто рассказал ему? — Он ничего не знал про это место. — И выбрал его? И поехал таким сложным путем? — Да. Выбрал. Сам. И поехал. — То есть veni, vidi, vici. — Да. Именно. Победил. Самого себя. — Извините, но не сходится. — Иван Морозов, если вы внимательно читали мой роман, человек тонко чувствующий, сенситивный, наделенный сильной интуицией. Он всю жизнь шел к этому месту, понимаете? — Нет. Не понимаю. — Господи… ну вы знаете, что такое бездна? — В данном случае — пропасть? — Шире. Шире и глубже любой пропасти. Бездна — это бездна. Нетварная часть Вселенной. Вы читали Кьеркегора? О иррациональном страхе человека перед бездной? Перед «ничто»? — В вашем романе имя Кьеркегора не встречается. Да и Морозов как-то нигде не философствует. — Но ведь не все человек артикулирует, не все проговаривает! — Вот именно. — Что — вот именно? — Не все человек проговаривает. И этот человек вы, уважаемый писатель. — Я вас не понимаю! — Отвлечемся от Кьеркегора. Страница… шестьдесят вторая: «Иван вкатил на паром свой видавший виды чемодан, огляделся, ища места, куда бы его приткнуть. Неподалеку маленький, как мальчишка, лысоватый и жилистый парковщик подпихивал шипастые „башмаки“ под колеса джипа. Остановившись, Иван вопросительно глянул в его скуластое лицо с тонким ртом и неприятными серо-голубыми глазами, вопросительно показав рукой на свой чемодан. Но тот, неприветливо скользнув взглядом по Ивану, продолжал свои манипуляции. Его движения почему-то показались Ивану подозрительными. „Неприятный шкет… — подумал Иван. — Где-то я уже видел эту физиономию…“». — И что вас тут смутило? — Ну, господин писатель. Не надо с нами играть в кошки-мышки. И сразу дальше: «Наконец найдя закут для багажа, он придвинул свой чемодан к другим, вышел, поправил сумку на плече. Рядом с лестницей топтался, заложив руки в карманы, маленький и сильно узкоплечий матрос, но с непомерно широкой шеей. Его большое глуповатое лицо было весело-самодовольным. „Sorry, where is the bar?“ — спросил Иван. Ничего не ответив, матрос вынул из кармана маленькую, словно детскую, ручку с зажатым в ней айфоном и ткнул пальцем вверх. „И этого я где-то видел… — подумал Иван, проходя мимо и направляясь к лестнице. — Странные полурослики собрались на этом пароме…“» Вот. — Что — вот? — А то, что вы дурачите следствие. — Знаете, если вы начнете говорить со мной в таком тоне, я вообще откажусь отвечать на ваши вопросы. Вы не районный опер, а я не уличный грабитель. — Вы гораздо опаснее ста уличных грабителей. — Вы мне льстите! — Что вы, господин писатель, я вам не льщу… Страница девяносто. Глава седьмая. Иван в итальянском госпитале. «Открыв глаза, Иван снова увидел свои ноги, закатанные в гипсе и подвешенные на фоне окна, наполненного вечерним небом и макушками платанов. За эти трое суток он успел передумать о многом и многое вспомнить. Разрыв с Анфисой, ее красиво-беспощадное лицо, ее губы, такие желанные, но раскрывающиеся в последний раз лишь для того, чтобы выпустить поток ядовитых слов, ее взгляд сквозь Ивана, взгляд, говорящий ярче всех этих слов: все кончено. Предательство Виктора, его письмо, шелковый тяжелый сверток, переданный Зельдиным, молчание Бориса, спущенные в унитаз ключи, пустая комната на Брестской, пустая бутылка виски, выпитая почти залпом, два светлых квадрата на стене… „Земную жизнь пройдя до половины… — пробормотал Иван, подумал и поправил себя: — Зимнюю жизнь пройдя до половины“. Вошла итальянская медсестра с подносиком, сняла с него мензурку с лекарством, протянула Ивану, защебетав по-итальянски. „Грация…“ — сказал тот, взял, выпил, поставил на подносик. Сестра вышла. „Гипсовый комфорт для русской души…“ — подумал он и закрыл глаза.» — Ну и что? — Скажите, почему ваш герой пьет виски? — Любит этот напиток. — Иван Морозов? — Иван Морозов. Любит виски, предпочтительно бурбон. И пьет. По-вашему, человек с таким именем должен пить только водку? — С каких пор ему стал нравиться вкус виски? — Вам назвать точную дату? — Не иронизируйте. Меня интересует, кто конкретно привил вашему герою любовь к виски? — Я отказываюсь отвечать на идиотские вопросы! — Хорошо, зайдем с другого конца: когда ваш герой впервые оказался за границей? — Вы же сказали, что внимательно прочли мой роман. В конце шестой главы он вспоминает о Берлине. — Это я помню. Берлин 1988-го. — Первая поездка Ивана за границу. — Да. И первая любовь. Габи Шмарн. Это она угостила Ивана бурбоном? — Послушайте! Вы решили издеваться надо мной?! По каким статьям, черт возьми, я нахожусь под следствием?! — По статье о клевете на президента и на органы государственной власти Российской Федерации. А также по статьям о подстрекательстве к организации террористических актов против представителей государственной власти, о подстрекательстве к созданию преступной группировки, о хранении и распространении материалов, возбуждающих межнациональную рознь, об изготовлении и распространении материалов, подстрекающих к свержению государственной власти вооруженным путем, об изготовлении и распространении материалов, пропагандирующих активное неповиновение властям. — Ну а при чем здесь бурбон?! — Господин писатель, в вашем деле все важно. — Что важно?! Чего важно?! Что вы ваньку валяете?! Я сейчас же напишу прокурору! — Это ваше право. Успокойтесь. — Я отказываюсь отвечать на вопросы! Верните меня в камеру! — Послушайте, в ваших интересах, чтобы у нас с вами не было конфликта. — Верните меня в камеру! — Хорошо, верну через десять минут. Только ответьте на последний вопрос. Ручаюсь, так сказать, идиотским он не будет. Он вполне конкретный. — На последний вопрос отвечу. И все. Пойду писать прокурору. |