Онлайн книга «Очарованный остров. Новые сказки об Италии»
|
— Пишите, пишите… — Итак, глава тринадцатая: «Синьора Кольбоссо со своей традиционной детской улыбкой подала Ивану костыли и защебетала на своем итальянском английском, желая ему как можно быстрей поправиться. „Thanks a lot, — ответил Иван, беря легкие белые костыли и привычно уже опираясь на них. — Thank you for everything. I'll never forget it. Never!“ Он рывком приподнял свое тело со стула, встал. Та самая зеленоглазая блондинка-медсестра со спортивной фигурой и чувственным оскалом, что дважды приходила в его сны, не очень бережно накинула ему на плечи новый пиджак. Маленькая синьора Кольбоссо повесила Ивану на плечо его сумку. Он глянул мельком на детскую смуглую шею врача и улыбнулся: за два месяца он так и не решился поцеловать эту шею, столько раз заботливо склоняющуюся над ним. „Ничего… все было правильно… все было, как тому и быть…“ — подумал он и в последний раз пошел по коридору. Врач и медсестра следовали за ним. Широкий лысый привратник Витторио, тот самый любитель баранины и голливудского „Доктора Живаго“, улыбнулся Ивану как старому знакомому и прощально поднял короткую руку. Стеклянные двери разошлись, Иван пошел по пологому спуску к такси. Декабрьское солнце попало в глаза, бодрящий воздух итальянской зимы ударил в ноздри. И вдруг он оступился, зашатался, вцепляясь в костыли. Врач и медсестра бросились, подхватили под руки. „Slowly, Ivan, definitely slowly!“ — щебетала врач, блестя узкими модными очками. Медсестра с придыханием заговорила по-итальянски. Иван стоял на месте, поддерживаемый двумя женщинами. Слезы навернулись ему на глаза. Он вдруг вспомнил все: падение, свист морского воздуха, первый удар, второй, куст можжевельника, спасший его от дальнейшего падения и третьего удара, который, безусловно, завершил бы его сорокалетнюю жизнь. „Можжевеловый куст… — прошептал он. — Да храни тебя Бог, европейский можжевеловый куст“». — Вы уже научились читать с выражением. — Профессия обязывает… Так вот, господин писатель, у меня вопрос по существу: что означает и какой смысл несет в себе эта сцена? — Эта сцена, господин следователь, несет в себе то, что в ней описывается. — Что значит «да храни тебя Бог, европейский можжевеловый куст»? — Вот это самое и значит. — Это не ответ. — Я могу лишь повторить его. — Хорошо, зайдем с другой стороны: зеленоглазая медсестра дважды снилась вашему герою. — Совершенно верно. — В первом сне он видел ее в Москве, на Кремлевской набережной, где она, войдя в воду в шубе, ловила рыбу огромной теннисной ракеткой. — Да. — Во втором он залез под стол и «самозабвенно, до умилительных слез целовал ее колени, пока она, дрожа мускулистым телом, яростно, с криками, стонами и ругательствами, печатала на машинке постановление о лишении Ивана итальянского гражданства». — Да. — Иван хотел когда-нибудь стать гражданином Италии? — Вы же читали мой роман. Нет, с какой стати? — А почему во сне он осознает себя гражданином Италии? — А почему бы ему во сне не стать гражданином Италии?! — Скажите, он целовал колени этой медсестры, чтобы умилостивить ее? Чтобы она прекратила печатать отказ? Чтобы она оставила ему итальянское гражданство? — Вы никогда не целовали женщин во сне? — Нет. — Мне вас жаль. — Вы отвлеклись. Смотрите, что вы пишете: «В этих коленях была такая государственная беспощадность и одновременно пьянящая женственность, что Иван целовал, целовал и целовал их в полном страхе и умилительном самозабвении». Перед чем или перед кем он испытывал страх? — Перед образом женских колен. — Хорошо. Я вас понял, господин писатель. — Я могу идти? — Нет. — Разве допрос не окончен? — Нет. — Я отказываюсь отвечать на ваши вопросы. Я их не понимаю. — А я вот хорошо понимаю ваше упорство. Вашу скрытую, слепую, злокозненную ненависть. — К кому? — К нашему государству. — Мы только что говорили о женских коленях. При чем тут наше государство? — При том. Мне надоела эта комедия dell'arte, длящаяся уже шестой день. — Мой арест и есть комедия. Только не dell'arte. Это простой русский балаган. — Сейчас разберемся… Так. Сержант, ко мне. Подследственного — вон туда. — Чего это вы? — Пристегнуть полностью, товарищ капитан? — Полностью. — Подождите… что вы делаете? Вы что, с ума сошли?! — Снимай с него… да… вот так. — Вы одурели?! — Это вы одурели, господин писатель. Одурели в своей злобе. В своем желании вредить стране, которая вас кормит. — Что вы за чушь несете?! — Сержант, все снимайте… снимай все, не понял, что ли?! — Вы сами захотели в тюрьму?! — Я уже в тюрьме. С вами вместе. — Вы… вы чего?! Ты что, кретин, хочешь работу потерять?! — Сержант, держите его. — Вы что делаете, уроды?! — Держи, сержант. — Я президенту напишу! — Пишите, пишите… Вот так. — Ааа! — Вот так. — Аааа! — Вот так! — Аааа! Гады! — Вот! — Аааа! Гады! — И вот так! — Аааа! Больно! — И вот! — Ооааа! — И вот! — Аааа! Не надо! — Говори правду! — Ааааа! — Говори правду! — Я все сказааааал! — Говори правду! — Ооо! Гады! — Говори правду! — Я все сказааааал! — Говори! — Аааа! Не надо! — Будешь говорить?! — Аааа! Не нааадо! — Будешь говорить? — Ааа! Не надоооооо! — Ты будешь говорить? — Ааааа! Не надоооооооо! — Так ты будешь говорить? — Дааааааааааааааааааааааааа! — Говори правду! — Аааа! Не надоооо! — Будешь говорить? Или еще тебе дать? — Будуууу! Ооааа! Будуууу! |