Книга Свидание вслепую, страница 28 – Татьяна Алюшина

– А ты так и не отпустил Ирину от сердца? Переживаешь до сих пор? – с разрешенной темнотой откровенностью спросила Зинаида.

Он помолчал. То ли она перегнула палку: темнота – не темнота, откровенность – не откровенность, но совсем уж раздеваться душой перед человеком, которого только встретил… То ли он не знал, что ответить.

Зинаида молчала. Ждала.

– Я долго переживал, если честно. Умом принял, и даже радовался за нее, но мужское что-то внутри, ревность к своей женщине – так мучило тягостно! Пока дед Захарий не вразумил. Он мне как-то сказал: «Это ты не от любви к ней маешься, а от обиды, что ей хорошо, а тебе ить не очень! И ведь вроде как она тебя обидела, а должно быть наоборот! И оттого это у тебя раной гнойной болит, что ты не полюбил пока никого. И Ирину мужской любовью не любишь, иначе хрен бы отпустил и кому отдал, и другую не встретил. Вот в тебе обида и варится!» Так мне слова его в голову запали, что я все думал, думал, а потом понял: Иринка пошла дальше. Жить, меняться вместе с жизнью, развиваться! А я остался на месте, в прошлом, увязнув в своей мужской обиде. А когда понял, осмыслил это, так мне сразу жить захотелось по-новому, на всю катушку! Вот тогда и отпустило насовсем! Не осталось ни обид, ни претензий, – признался он.

И совсем другим, бодреньким тоном, поинтересовался:

– Ну, а ты, Зинаида Геннадьевна, замужем была?

– Ну, а то как же! Замуж порядочная девушка должна сходить, чтобы точно знать, что это такое! Это из наставлений бабушки Симы, – улыбнулась себе и темноте она.

Наставлению любимой бабушки Ритка, например, последовала четыре раза, дополнив его своими философскими наблюдениями, вынесенными из браков:

– …и, желательно, не один раз, чтобы было с чем сравнивать.

Зинаиде же вполне хватило одного похода в данную ипостась, на что Ритка неизменно возмущенно возражала:

– А ты что, завтра помирать собралась? Женщина, пока жива – все невеста! Вне зависимости от количества детей и наличия мужа на данном жизненном этапе!

Брак Зинаиды был скоропалительным, странным и трудным.

Но, слава богу, недолгим.

А началась история ее замужества, как водится, с Ритки.

А что, могло быть как-то иначе?..

В десятом, выпускном классе, в семнадцать лет, Ритуля оказалась беременной. Хорошо хоть под конец учебы, так что «скандалу у школе» не состоялось. Учителей, знамо дело, оповещать о данном казусе никто не ринулся, а изменения в физическом состоянии ученицы преподавательский состав пропустил. То, что она есть стала за троих, как к голодной оккупации готовилась, всегда отсутствующие за их столом учителя и ученики не заметили. А тошнота у нее началась во время выпускных экзаменов, что отнесли к естественному волнению выпускницы.

Зинаида же раньше Ритки поняла, что с подругой происходит что-то непонятное.

– Ритка, что ты лупишь все подряд, как суслик полевой? Как беременная! – подивилась Зина, присматривавшаяся к подруге не первый день, во время обеда в столовой.

Ритка замерла с набитым ртом, забыв жевать, выпучила глаза, выдала сакраментальное:

– Ой! – и всплеснула руками.

Зинаида успела отскочить, многолетним натренированным скоком в сторону от летевшего уже в нее стакана чая и, вдогонку за ним, тарелки с недоеденной гречневой кашей.

– Так! Телесные движения! – громыхнула Зина, меняя свой стул на чистый, и села.

– Зинуля! – с трудом проглотив непрожеванную еду, перепуганно оповестила Ритка. – А ведь я, наверное, этого… того!

– Симптомы! – затребовала Зина. – «Этого и того»!

Ритка перечислила симптомы. О виновнике и участнике Зинаида спрашивать не стала, имелся только один претендент на данную роль.

– Ну, что – «как-то не очень»? – передразнила она Ритку.

Зинуля имела в виду мнение Ритки о первой пробе в сексе, впечатлением о которой та, само собой, сразу же поделилась с подругой.

– Да, но потом же было «вроде ничего» и последующее «почти замечательно, но говорят, бывает совсем хорошо»! – оправдывалась Ритуля, цитируя саму себя.

– То, что «совсем хорошо», видимо, у тебя как раз и наступило! – ворчала Зинуля. – Ну, что будем делать?

Ритка посмотрела на нее виноватыми глазами и тяжко вздохнула.

– Понятно, – кивнула решительно подруга, – к бабушке Симе!

– Угу, – совсем опечалилась Ритуля.

– И как это случилось?! – всплеснула руками Серафима Моисеевна, выслушав прямолинейное, с порога, покаяние внучки.

– Бабушка, ты хочешь, чтобы я рассказала за техническую сторону процесса? – уточнила Ритуля.

– Рита! – громыхнула бабушка Сима. – Не доводи меня до определенного момента! Я спрашиваю за обстоятельства, где и когда ви умудрились?!

– Та ладно! – отмахнулась Ритка и прошагала на кухню. – Есть хочу!

– Она теперь есть хочет всегда! – пояснила Зинуля удивленной бабушке Симе.

– Так это ж святое! – порадовалась бабушка Сима хоть одному вытекающему из Риткиного положения следствию.

И ринулась в кухню – потчевать внучку вкусностями. Допрос велся без отрыва от основного любимого занятия – кормления девчонок.

– И хто поганец? – честь по чести вела следствие бабушка Сима.

– Левик Фридман, – сдала любимого, предварительно вздохнув, Ритуля.

– Та боже ж мой! – прервала процесс накрывания на стол от возмущения бабушка Сима. – Такая интеллигентная семья!

Левик Фридман был сыном давнишних московских друзей семьи Левинсон, ровесник девчонок, на него-то полгода назад и обратила свое благосклонное внимание Ритуля. От ее «щедрости» ему не так уж чтобы много досталось, в прямом смысле: полочка в прихожей – обошлось шишкой, дверью по носу – обошлось походом к врачу, и то все случаи травматизма происходили лишь в период его тишайших ухаживаний за Ритулей. Ну, а когда она решила, что влюбилась в него, пошло ровней: пара порванных брюк, потерянные ключи от дома и всякие мелочи, если не считать сюрпризца в виде беременности.

– Как же это Левочка Фридман так опростоволосился? – поразилась бабушка Сима и попеняла: – Девочки, я ж таки предупреждала мильен раз, що даже у самых интеллигентных мальчиков имеются всегда беспокойные мальчуковые штучки у штанах!

Для начала семья отправила Ритку на осмотр к «хорошему знакомому» – потомственному гинекологу Моисею Израилевичу.

В русском варианте это звучало бы приблизительно как Петр Павлович, а в московском обрусевшем еврействе к нему обращались почему-то – «Михаил Исаевич».

– Что я вам скажу, Сонечка, – пояснил он Риткиной маме после осмотра ее дочери. – Аборт – это не самое безопасное для девочки в таком возрасте, надежнее рожать.

– Мы подумаем, – пообещала Софья Львовна, пододвигая к нему по столу конверт с вознаграждением.