
Онлайн книга «Коронация, или Последний из романов»
Ксения Георгиевна и Павел Георгиевич стояли заплаканные, но Георгий Александрович держал себя в руках. Кирилл Александрович выглядел невозмутимым – надо полагать, с его точки зрения, сквернейшая история завершилась еще не самым катастрофическим образом. Симеон Александрович то и дело прикладывал к покрасневшим глазам надушенный платок, однако, подозреваю, вздыхал он не столько по маленькому племяннику, скольку по одному англичанину с соломенно-желтыми волосами. Совладав с голосом, его величество продолжил: – Однако несправедливо было бы поблагодарить Всевышнего, не воздав должное тому, кого Господь избрал Своим благим орудием – верного нашего гоф-фурьера Афанасия Зюкина. Вечная вам признательность, драгоценный Афанасий Степанович, за верность долгу и преданность царскому дому. – Да, милый Афанасий, мы вами очень благодовольны, – улыбнулась мне ее императорское величество, по обыкновению путая трудные русские слова. Я заметил, что несмотря на траур, на груди у царицы лучезарными капельками переливается малый бриллиантовый букет. – Подойдите, Афанасий Степанович, – торжественным голосом произнес государь. – Я хочу, чтобы вы знали: Романовы умеют ценить и вознаграждать беззаветное служение. Я сделал три шага вперед, почтительно склонил голову и уставился на сверкающие лаком сапоги его величества. – Впервые в истории императорского двора, нарушая стародавнее правило, мы производим вас в высокое звание камер-фурьера и назначаем заведовать всем штатом придворных служителей, – объявил царь. Я поклонился еще ниже. Еще вчера от такого невероятного возвышения у меня закружилась бы голова и я почувствовал бы себя счастливейшим из смертных, а сейчас мои одеревеневшие чувства никак не откликнулись на радостное известие. И на этом поток высочайших милостей не иссяк. – Взамен содержимого некоей шкатулки, благодаря вам вернувшейся к царице, – мне показалось, что здесь в голосе императора зазвучала лукавая нотка, – мы жалуем вас бриллиантовой табакеркой с нашим вензелем и наградными из нашего личного фонда – десятью тысячами рублей. Я снова поклонился: – Покорнейше благодарю, ваше императорское величество. На этом церемония награждения была завершена, и я попятился назад, за спины августейших особ. Эндлунг тайком подмигнул мне и состроил почтительную физиономию – мол, где мне теперь до такой важной персоны. Я хотел ему улыбнуться, но не получилось. А государь уже обращался к членам Зеленого дома. – Бедный маленький Мика, – сказал он и скорбно сдвинул брови. – Светлый агнец, злодейски умерщвленный гнусными преступниками. Мы скорбим вместе с тобой, дядя Джорджи. Но ни на минуту не забывая о родственных чувствах, давайте помнить и о том, что мы не простые обыватели, а члены императорского дома, и для нас авторитет монархии превыше всего. Я сейчас произнесу слова, которые, возможно, покажутся вам чудовищными, но все же я обязан их сказать. Мика умер и ныне обретается на небесах. Спасти его нам не удалось. Но зато спасена честь и репутация Романовых. Кошмарное происшествие не имело никакой огласки. А это главное. Уверен, дядя Джорджи, что эта мысль поможет тебе справиться с отцовским горем. Несмотря на все потрясения, коронация совершилась благополучно. Почти благополучно, – добавил государь и поморщился – очевидно, вспомнив о Ходынской неприятности, и эта оговорка несколько подпортила впечатление от маленькой речи, проникнутой истинным величием. Еще более ослабил эффект Георгий Александрович, вполголоса сказавший: – Посмотрим, Ники, как ты заговоришь об отцовских чувствах, когда у тебя появятся собственные дети…
В коридоре ко мне подошла Ксения Георгиевна, молча обняла, положила голову мне на плечо и дала волю слезам. Я стоял неподвижно и только осторожно поглаживал ее высочество по волосам. Наконец великая княжна распрямилась, посмотрела на меня снизу вверх и удивленно спросила: – Афанасий, ты не плачешь? Господи, что у тебя с лицом? Я не понял, что она имеет в виду, и поворотил голову, чтобы взглянуть в висевшее напротив зеркало. Лицо было самое обыкновенное, только немножко застывшее. – Ты передал ему мои слова? – всхлипнув, спросила шепотом Ксения Георгиевна. – Сказал, что я его люблю? – Да, – ответил я, помедлив – не сразу вспомнил, что она имеет в виду. – А он что? – Глаза ее высочества, мокрые от слез, смотрели на меня с надеждой и страхом. – Передал мне что-нибудь? Я покачал головой. – Нет. Только вот это. Вынул из кармана опаловые серьги и бриллиантовую брошь. – Он сказал, ему не нужно. Ксения Георгиевна на миг зажмурилась, но и только. Все-таки не зря ее высочество с детства обучали выдержке. Вот и слезы уже не текли по ее нежным щекам. – Спасибо, Афанасий, – тихо молвила она. Голос прозвучал так устало, будто ее высочеству было не девятнадцать лет, а по меньшей мере сорок.
Я вышел на веранду. Что-то дышать стало трудно. К вечеру над Москвой повисли тучи. Видно, ночью будет гроза. Странное у меня было ощущение. Судьба и монаршья милость одарили меня со сказочной щедростью, вознесли на высоту, о которой я и не мечтал, а чувство было такое, будто я потерял всё, чем обладал, и потерял навсегда. Над кронами деревьев Нескучного парка прошелестел ветер, заполоскал листвой, и я вдруг отчего-то вспомнил предложение Эндлунга перейти в морскую службу. Представил чистый горизонт, пенистые гребни волн, свежее дыхание бриза. Глупости, конечно. Из стеклянных дверей вышел мистер Фрейби. Ему тоже в минувшие дни пришлось несладко. Остался один, без господ. Побывал под тяжким подозрением, подвергся многочасовому допросу и теперь вместе с багажом повезет в Англию свинцовый гроб с телом мистера Карра. Однако все эти испытания на батлере никоим образом не отразились – он выглядел всё таким же флегматичным и благодушным. Приветливо кивнул мне и встал рядом, облокотившись на перила. Закурил трубку. Эта компания меня вполне устраивала, так как с мистером Фрейби вполне можно было молчать, не испытывая ни малейшей неловкости. К подъезду выстроилась вереница экипажей – сейчас должен был начаться разъезд. Вот с крыльца стали спускаться их величества, сопровождаемые членами императорской фамилии. |