Онлайн книга «Сволочей тоже жалко»
|
– Так он же не нарочно. Он не хотел. – Еще бы не хватало, чтобы хотел. Нэля обижалась на мужа, поскольку доверяла ему безгранично. Он всегда был ее каменной стеной, и вдруг стена рухнула, и Нэля оказалась на холоде, на семи ветрах. Хорошо еще, что образовалась Люська с ее дурной правдой и золотой душой. Хорошо, что Нэля осталась не в городе, закованная в камнях, а в деревне с огородами и клумбами, на которых цвели пафосные георгины, торжественные стойкие цветы. Они стояли у Нэли на столе, и, просыпаясь по утрам, она здоровалась с ними. Дни текли, похожие один на другой. Когда мало впечатлений, время идет быстрее. Мне нравился этот спокойный, равномерный ход времени. Я не хотела потрясений, которые приносит любовь, потому что любовь очень часто превращается в мусорные баки, от которых воняет. Люська приходила раз в неделю. В четверг. Но однажды пришла в понедельник, с пустыми руками и встревоженным лицом. – Век, дай пятьсот рублей. Вовке на гроб. Я онемела. Но что тут скажешь… – Жалко Вовку, – произнесла я самое простое, что можно было сказать. – Конечно, жалко, – согласилась Люська. – Переживаешь? – Тяжело… Ушел олень беспутный. Грохнулся посреди жизни. – Дашь? – еще раз проверила Люська. – Ну конечно. Только приходи завтра, у меня сейчас нет русских денег. Я получала тогда в долларах, и с рублями была проблема: ехать в обменный пункт, менять, возвращаться. Но куда деваться? В то время как-то все незаметно перешли на доллары. Рубль – валюта неуважаемая. Его прозвали «деревянный». – А когда прийти? – уточнила Люська. – Завтра в это же время. – Ой, спасибо, я приду. – Как там Нэля? – поинтересовалась я. – В карты играет с соседскими бабами. В подкидного дурака. – Понятно. – Что понятно? – насторожилась Люська. – Игра для дураков. – Ты книжки пишешь, а корову подоить не можешь. А у меня хозяйство. Я все держу одна, а ты за собой тарелку помыть не можешь. – Могу, – возразила я. – Твои книжки можно читать, а можно не читать. А молочные продукты нужны каждый день. – Это правда, – согласилась я. – А пятьсот рублей дашь? – проверила Люська. – Дам. Приходи завтра в это же время. На другое утро я пошла на прогулку. У меня был привычный маршрут, вдоль речки и обратно. Прогулка на сорок минут, вдохнуть небо и речку, зарядиться от космоса. От санатория мне навстречу двигался мужичок, похожий на гнома. На нем была вязаная шапка колпаком с оттянутой макушкой. Он шел, сгорбившись, нес на спине большой мешок с пустыми бутылками. Поравнявшись со мной, гном повернул ко мне лицо. Это был Володька. Я не поверила своим глазам. Я собиралась давать деньги ему на гроб, а он – вот он, собственной персоной. – Здрассьте, – поздоровался гном. – Привет, – ответила я, продолжая изучать его глазами. – Поэтесса? – уточнил гном. – Вроде того, – согласилась я. Володька слышал звон, но не знал, где он. Ему какая разница – проза, поэзия. – А вы Володя? – прямо спросила я. – Ну… – согласился он. – Не узнали? Я повернулась и пошла, слегка недоумевая. Ну и Люська… Ради денег, причем маленьких денег… Ничего святого. На другой день Люська явилась не запылилась. Смотрела на голубом глазу. – А я видела твоего Володьку, – сообщила я. – Бутылки собирал. – Как? – удивилась Люська и вытаращила глаза в притворном недоумении. – Очень просто. Целый мешок набрал. Люська помолчала, потом спросила: – А пятьсот рублей дашь? – Дам. – А тысячу? Я открыла кошелек. Все купюры были исключительно по тысяче рублей. Не буду же я рвать тысячную бумажку пополам. – Дам, – сказала я. Протянула деньги. Люська никак не ожидала такого поворота событий. Она опасалась, что не получит ничего, а тут целое состояние. Люська грохнулась на колени и уткнулась головой в пол. Как мусульманин на молитве. – Чаю хочешь? – спросила я. Люська поднялась, постояла несколько секунд, приличествующих моменту, потом села за стол. О Володьке мы больше не говорили. О чем говорить? И так все ясно. Помощи от него никакой. Живой он или мертвый – для Люськи «без разницы», как говорят в деревне. Для Володьки, конечно, большая разница: живой он или мертвый. – Какие новости? – спросила я. – Дочка замуж выходит. – За кого? – За таджика. – А где вы его взяли? – У нас вся деревня в таджиках и в наркоте. Гастарбайтеры. – И ваш наркоман? – испугалась я. – Наш нет. Он продает, а сам не употребляет. – А жилье у него есть? – Нет. У нас жить будет. – Тебе это надо? – А что делать? Люська беременная. Куда пойдет с ребенком? Помолчали. – Ничего, он заработает. Купит себе квартиру. – Ты знаешь, сколько стоит квартира? – спросила я. – Ну… – Ему на эту квартиру надо будет работать всю жизнь. Лет двадцать. Люська молчала. – Почему так получается, – продолжала я, – деньги идут к деньгам, а нищета липнет к нищете? Вот и Люська твоя будет плодить нищету. – Не пророчествуй, – строго сказала Люська. Я поразилась: какое точное слово она нашла. Видимо, общение со мной шло ей на пользу. Мне стало неловко. Действительно, ситуацию уже не переиграть. Надо поддержать человека, а не каркать. Кому нужна моя дурная правда? Видимо, я заразилась от Люськи. Мы взаимно влияли друг на друга. – Ребенок красивый будет, – успокоила я. – Смешанные браки полезны для потомства. Люська не поддержала эту тему. Видимо, ей самой этот таджик не нравился. – Какие у тебя планы? – спросила я. – Заменить в доме окна. Старые выбросить, поставить пластиковые, а то дует… – Сколько окон? – Восемь. – Дорого, – посочувствовала я. – Так это ж мечта. Я могу мечтать на любую сумму. – Ну да… – согласилась я. |