Онлайн книга «Игры марионеток»
«Непромытые» выстраиваются на парадной мраморной лестнице. (Фонд роскошествует в богатом особняке прошлого века, неплохо сохранившимся и поныне. Несмотря ни на что.) И все равно, он появляется неожиданно. И стремительно. Охранник с рацией — единственный атрибут принадлежности к Олимпу — едва поспевает следом. «Неумытые», толпой, бросаются навстречу. Я замираю возле колонны. Сердце колотится в совершенном вакууме, ноги словно чужие — так бывает со мной, когда перепугаюсь смертельно. Он, как всегда, идет мимо, и словно не замечает. Впрочем, почему — словно? А если он, правда, не замечает меня? Иногда мне кажется, что он вообще ничего не замечает вокруг себя. Ни людей, ни предметы… А если заметит, вдруг кого-то, от того только, что наткнется случайно, очень удивляется, и долго, с любопытством изучает. Разглядывает, расспрашивает, трогает руками. Он вроде бы живет в ином времени и в других пространственных измерениях, и потому многие его не понимают, а многие — ненавидят. Но все, без исключения — боятся. А может, я просто придумала его таким? Сама придумала, и сама же тихо погибаю, медленно, как в трясину, погружаясь в безнадежную и безответную любовь? Вот он дошел до середины вестибюля и набрел на меня. Холодное рукопожатие, прохладный поцелуй в щечку. — Куда пропала? — Никуда, я здесь (Рядом, только вы не хотите заметить — это, естественно, про себя) — Как живешь без меня? — Без вас — плохо. (Видит Бог, это святая правда!) Что-то еще — на ходу, в том же духе. И вдруг: — Ты что, киснешь здесь? Ну, скажи, киснешь? — Кисну. — Почему молчишь? — У вас других проблем нет, да? — Кроме тебя? Какие могут быт проблемы?! Может, ты в аппарат хочешь? Ну, отвечай, пойдешь ко мне в аппарат? Боже, праведный! Хочу ли я в аппарат?!!! Это значит, каждый день — рядом. Это значит — настоящая работа. Только я не верю, что это возможно. Дневник теперь раскрыт почти на середине. «11 ноября 1991 года Просыпаться в чужом гостиничном номере — пытка, ниспосланная Всевышним всем блудницам, разменивающим на ворованное гостиничное счастье чистое золото своей любви Я придумала эту фразу сходу — еще не проснувшись, как следует, но уже испугавшись шагов в коридоре и звяканья ключей. Ощутив щекой тепло его плеча, и вдохнув полной грудью его дыхание. Отнюдь, не легкое дыхание эльфа. Вчерашний ресторанный ужин, и выпитое после шампанское, и выкуренные сигареты — все было в том дыхании. Но я вдохнула его жадно и радостно Красивая придумалась фраза. И точная. Наказание утреннее гостиничное, тем временем, только начинается. Продолжение будет таким. Через несколько минут он проснется, и спросонок сладко потянется ко мне. Но потом проснется окончательно, увидит электронное табло часиков на тумбочке, и тогда, торопливо чмокнув в меня щеку, пробормочет что-нибудь дежурное. И сразу же — рывком — в ванную. Оттуда выйдет уже совсем другой человек. Гладко выбритый, пахнущий дорогим одеколоном, улыбающийся и увлеченный собственным галстуком. Мы расстанемся в холле. Нет, он не из тех, кто стыдливо прячет глаза и старается идти на полшага впереди или сзади. Он, конечно же, предложит подбросить меня, куда надо. Но при этом, едва заметно скользнет глазами по часам на запястье. И я откажусь. На улице он задержит мою руку — в своей, чуть дольше, чем следовало бы. По крайней мере, в публичном месте. И стремительно скроется в недрах своей блестящей черной «Волги», со значком Верховного Совета на лобовом стекле и антенной правительственной связи на крыше. На этом утреннее наказание закончится Она пролистала еще несколько страниц. «15 марта 1992 Безумное время. Дикое напряжение, работа на износ, до полного отупения и абсолютного физического изнеможения. Взлеты и падения, радостный сердечный трепет и горестное опустошение души. Работа шла неровно и нервно, нас постоянно дергали, и Главный документ складывался из каких-то сумбурных обрывков. Все почему-то приходилось доделывать и переделывать в последнюю минуту, и сразу бежать показывать Г. и иже с ним. Чаще всего снами теперь общается В. Он, как мне кажется, на самом деле, не так страшен, как его малюют. По крайней мере, выслушивает всегда до конца, причем — даже те аргументы, которые ему не по нраву. Правда, смотрит с ленинским прищуром. Дескать, пой ласточка, пой. Все про тебя мне давно известно. Ну и пусть. Г. теперь часто бывает раздражен. И каждый раз, не знаешь, на что нарвешься — начальственный холод или неожиданная ласка. Было и то, и другое. И мимолетные встречи тоже. Хотя сейчас ему — вполне понятно — не до меня. Д., похоже, охладевает к их дружбе, и этот холодок ощутимо веет в здешних коридорах. В приемной у Г. значительно поубавилось народу, хотя все его полномочия — пока при нем. Я попыталась заговорить на эту тему. В конце концов, он сам учил меня, что опасность лучше встречать во всеоружии, полностью отдавая отчет в том, что может случиться с тобой в самом худшем случае. Вышло плохо. Хуже не было никогда. Он кричал на меня и топал ногами. Впрочем, он часто кричит теперь. Но иногда, все же берет мои руки — в свои, и ласкает тонкими прохладными пальцами. |