Онлайн книга «Игры марионеток»
По крайней мере, в том виде, каком представляет его подавляющее большинство нормальных людей. Нечто похожее — но весьма отдаленно — мелькало иногда на экране, если речь шла о жизни президентов и миллионеров. Удивляться тут было не чему — теперь она была и тем, и другим. Верилось слабо. Нельзя сказать, что происходящее казалось ей сном. Но и абсолютной реальностью оно — вроде как — тоже не было. Так, нечто среднее между правдой и ложью. Не ощущения пока, а смутные предчувствия. Может — сбудутся, и тогда надо будет ко всему этому спешно привыкать. А может — и нет. И тогда — слава Богу, не слишком-то и поверила! — не придется мучительно возвращаться к действительности. Хотя действительность, которая вот уже тридцать три года окружала Лолу Калмыкову, надо признать, была не такой уж страшной. Она родилась в небольшом южном городе, с рождения была окружена любовью многочисленных родственников, и в первую очередь — мамы. Красавицы, талантливой, как говорили, балерины, вынужденной после рождения дочери покинуть сцену, довольствуясь скромной должностью руководителя танцевального кружка в городском Доме пионеров. Потом следовала, бабушка — тоже, в прошлом, актриса, правда — драматическая, отыгравшая на сцене местного театра целую вечность — пятьдесят, без малого, лет. Потом — целая плеяда «двоюродных» — бабушек, дедушек, тетушек, дядюшек, сестер и братьев. Семья была веселой, дружной, хотя немного безалаберной. Жили одним днем, ценности духовные ставили много выше материальных, и потому, наверное, испытывали вечные затруднения с деньгами. Но — не унывали. Дети в такой обстановке чувствовали себя комфортно. Единственным семейным «изъяном» было отсутствие Лолиного папы. Сначала, когда Лола была еще маленькой, но уже начала теребить родственников вопросом: «А где мой папа?», делая при этом ударение на слове — мой — у других детей в семье папы были — ей говорили, что папа уехал в командировку. Что, собственно, означает таинственная «командировка», Лола не знала, но само слово ей нравилось, и это обстоятельство легко мирило девочку с отсутствием папы. Позже, когда объяснять затянувшуюся командировку, было уже сложно, бабушка торжественно и скорбно объявила Лоле, что папа был военным и погиб на афганской войне. Мама при этом отрешенно молчала. Новую версию Лола приняла также легко, как и предыдущую. Папу, ей было, отчего-то, совсем не жаль, зато стало жаль маму. Теперь Лола страстно мечтала, чтобы мама, наконец, перестала горевать о нем, и вышла замуж. Заполучить папу — пусть и не родного — все же хотелось. Но замуж мама так и не вышла. Лет в четырнадцати от роду Лола вдруг поняла, что и вторая, бабушкина, версия про папу — «афганца» не выдерживает критики. В доме не было ни оной фотографии героя. Ни одной вещи, напоминавшей о нем. Не было писем. Семья не получала пенсии, которая — Лола интересовалась этим вопросом специально — полагалась если не матери, то уж, по крайней мере — ей, дочке. Словом, аргументов накопилось достаточно и однажды, со всей беспощадностью детского максимализма, она потребовала ответа. Бабушка пыталась что-то сказать, но мама остановили ее слабым движением руки. — Да. Он не погиб. И вообще не воевал. Просто не захотел с нами жить. Или не смог. Можешь выбрать, что тебя больше устраивает. — Но почему? — Когда мы встретились, он уже был женат. А, когда родилась ты, стало ясно, что семью оставить не может. — Почему? — Тебе трудно будет понять. Это связано с его работой. — А кем она работал? — Начальником…. — мама неожиданно усмехнулась. — Каким начальником? — Большим. Лола закатила истерику. Первую настоящую истерику в своей жизни. Она требовала, чтобы ей назвали имя отца, сказали, где он живет и кем работает, она хотела немедленно его увидеть или, по крайней мере, говорить с ним по телефону. Бабушка со слезами суетилась вокруг. Но мама была непреклонна. — Тебе незачем знать о нем больше того, что я уже сказала. И ты не узнаешь. — Он бросил тебя, бросил…. бросил… бросил… — Можешь говорить, что угодно. — Ты не имеешь права…. Я пойду…. — Куда, интересно знать? В милицию? Иди. Насмешишь людей. Следующий год был трудным. Лола и без того переживала переходный возраст, вдобавок к этому, она буквально «заболела» отцом. Вполне возможно, впрочем, что в такую форму вылилась у нее пресловутая болезнь роста. Скандалы она устраивала теперь довольно часто. Любое замечание матери или ее отказ выполнить какую— ни— будь просьбу, немедленно оборачивались бурным объяснением со слезами, упреками и угрозами: — Ты просто боишься, что я найду папу и уйду к нему…. Ты ненавидишь его за то, что он тебя бросил….. И все врешь про него…. Я не верю… — Но, в таком случае, он и тебя бросил тоже — Нет, меня он не бросил…. — И где же он?….. — Ты меня прячешь…. Ты ему тоже врешь….. Я все равно узнаю…. — Узнавай. Лола, действительно, периодически бралась за поиски. Дом был перевернут вверх дном, пересмотрены все документы, перечитаны старые письма и открытки, изучены фотографии. Следов отца не было нигде. Единственное, чего она не могла себе позволить — мешала гордость, и жалко все-таки было мать — это расспрашивать родственников, соседей и немногочисленных материнских подруг. Зато бабушку третировала нещадно. Но та только плакала, и бесконечно повторяла: — Зачем он тебе, Лолочка, он же отрекся от вас с мамой? Зачем же, деточка, унижаться? Разве тебе не хватает чего— ни— будь в жизни? Мы с мамой все делаем, чтобы тебе было хорошо…. И ничего для тебя не пожалеем… Зачем он нам, сдался, такой….? — А почему он не платит нам алименты? — однажды спросила Лола. Мысли об отце в этот момент внезапно перескочили с эмоциональной волны на прагматическую. — Что ты, деточка! Он хотел. Он предлагал нам любую материальную поддержку. И многое другое, можешь мне поверить…. |