Онлайн книга «Кот в сапогах»
|
— На голосование! — возгласил депутат из тех, что занимали первые ряды. — Чем же вы их замените? — Комиссией в новом составе, и пусть возьмут на учет зерно и хлеб, выпустят из тюрем патриотов, а наши секции объявят себя постоянно действующими! — Что ж, — сказал Делормель, удивленный притязаниями этого бойкого субъекта. — Пусть решает председатель. И он поднял глаза на Буасси д’Англаса, но тот как воды в рот набрал. — Он устарел, этот председатель! — Другого! Другого! Говорильне конца не будет, сообразил Делормель, но санкюлотам надоест. Им подавай обещания? Почему бы и нет? Подумав так, он в то же мгновение заметил у выхода Тальена, тот прошел под аркой и скрылся из виду. Незадолго перед осадой Тюильри Комитет общественной безопасности из предосторожности удалил оттуда мюскаденов. Они возбуждали у мятежников слишком сильную ненависть, их бы всех перебили. Итак, они, расположившись в отдаленных уголках парка, нежились меж грядок на травке в тени деревьев. Им выдали деньги и ружья, переписав их поименно в полицейский регистр; самые недоверчивые, среди которых были Сент-Обен и его приятель Дюссо, отказались фигурировать в этом списке и ограничились тем, что смотрели, как жандармский лейтенант объясняет добровольцам ружейные приемы, ведь многим никогда еще не случалось хотя бы разок выстрелить. Сент-Обен посмеивался, глядя на унылую физиономию лейтенанта, принужденного возиться с рекрутами, которые из всех видов оружия предпочитали болтовню. — Ружье заряжают в двенадцать приемов… — Двенадцать? Почему двенадцать? — переспрашивал мюскаден с собранными в шиньон волосами. — Потому что по уставу! Я повторяю. Открываете полку… — Это как? — Вот здесь, шпак несчастный! — Ну, открываю. Ой, чуть ноготь не сломал! — Берете патрон… — Где, черт возьми? — морщился другой щеголь. — В походной сумке. — Я тут ничего не вижу… — Она у вас что, пустая? Вам такую выдали? — Ах нет… Но ее ремень портит форму моего редингота. — Так что вы видите в вашей походной сумке? — багровея, вопрошал офицер. — Два бумажных свертка. — Так вот, это и есть ваши патроны, дуралей! Два пакета по пятнадцать патронов в каждом! — Не кричите, лейтенант… — Чтобы взять патрон, разорвите обертку… — У меня нет ножа, — плаксиво тянул тощенький юнец в зеленом. — У меня тоже, лейтенант. Чем же мне?.. — Зубами! — Но у нас же будет полон рот пороху! — Какой у него ужасный запах, лейтенант!.. Тальен, размахивая руками, шагал по аллее. Он представил отчет комитетам и только что выступил с предостережениями перед двумя сотнями завербованных юнцов: — Бунтовщики сейчас диктуют свои законы! Они притащили пушки своих секций! Они терроризируют Собрание, убили Феро! — Феро? — Депутата от Пиренеев. Они спутали его с Фрероном. — Пойдем разделаемся с ними! — предложил Сент-Обен, вскакивая с места прыжком. — Нет-нет! Спокойствие! — сказал Тальен. — Комитеты отказываются нас использовать? — Нужно дождаться благоприятного момента, — объяснил Тальен. — Ваше время придет. — Что-то оно не торопится, господин Тальен. — Если мы не нужны, пойду обедать, — заявил Сент-Обен, щелкая своим хлыстом, которым успел обезглавить ближайшие розы. — Хорошо сказано, — одобрил мюскаден Давенн, — но рестораны, должно быть, закрылись… — Не все, — заверил Дюссо. — Когда я сегодня утром проходил по нашему Пале-Роялю, Бовилье как раз собирался открыть свои залы. — Так идем к Бовилье, — решил Сент-Обен. И они, все тридцать персон, отправились пировать на деньги Комитета общественной безопасности: сделав крюк, чтобы обойти стороной дворец, откуда доносились вопли, и раскланявшись по пути с несколькими встреченными патрулями Национальной гвардии, они наконец оказались под аркадами галереи Валуа и расселись за столами гостеприимного Бовилье. — С самого утра ни крошки во рту не было, — пожаловался Дюссо. — Мой дорогой, — ответствовал Сент-Обен, — у меня самого в желудке пусто, словно в пещере. Им подали меню, это была новинка, изобретенная совсем недавно, — листок со списком предлагаемых блюд, перечисленных одно за другим. Гурманы ворчали, полагая, что их надувают: заказываешь курицу, как в таверне, а тебе приносят всего лишь крылышко или ножку. — «Бюийодьер»… Это что еще такое? — Это бургундское кушанье, господин Сент-Обен, — объяснил метрдотель. — Кусочки вареной говядины, которые заливают гусиным жиром и тушат в печи с мелкими луковичками, солью, перцем, уксусом… — Подходит твой бюийодьер, неси! — И мне тоже, это должно недурно заморить червячка. — Для меня то же. — И бургундского! Бочонок бургундского! Они стали пить, сперва поминая депутата Феро, потом — за здоровье Фрерона. Дюссо предложил всем вместе сочинить мстительную статью от имени Фрерона, а тот ее завтра подпишет. — Господа, будем театральны, как на трибуне, начнем с восклицания: «О Феро!» — Это уж само собой. — Надо, чтобы сразу было понятно, что убийца метил только во Фрерона. — Разумеется. — «О Феро, сходство наших фамилий сделало меня причастным к твоей кончине…» — Звучит сильно. — К этой «кончине» я еще прибавлю «потрясшей всех». — Да, надо же почтить Феро. — Я бы охотно употребил слово «варвары», чтобы охарактеризовать этих кровопийц. — «Каннибалы» больше подойдет. — Давайте вслух, чтобы проверить звучание: «Взяв его голову, каннибалы думали, что завладели моей…» — Не «его», а «твою», ведь Фрерон обращается к Феро. Это форма, которой надлежит придерживаться. По галерее мимо ресторана Бовилье, с криками призывая к оружию, пробегали какие-то люди. Сент-Обен и Дюссо бросились к окну залы второго этажа: — Что еще за новости? — Тот самый слесарь, который убил Феро… — Он же был арестован, нам сообщали. — Этот сброд его освободил и носит на руках, как триумфатора! — Ну как, Сент-Обен, вернемся в Тюильри? — спросил Дюссо. — Можете отправляться туда, если вас это прельщает. |