Онлайн книга «Клинок Минотавра»
Дура, ох дура… идиотка махровая. …И лег диплом ее в ящик стола. Зачем женщине работать? Разве Женьке денег мало? Ее дело – создавать уют. Хранить очаг. И хранила. Три треклятых года хранила, обживая его квартиру, как собственную. – Что теперь будет? – всхлипнула Женька, догрызая последнюю сушку. – Что-нибудь. Иди умойся. Лариске квартира досталась от бабки, которая при жизни отличалась на редкость склочным нравом и успела рассориться как с дочерями, так и с внуками, кроме Лариски, которой жилплощадь и завещала. Женька села на край ванны и включила воду. Ржавая и урчит. Кран закручен изолентой, из-под которой растекается вода. Квартире ремонт нужен, но откуда у Лариски деньги? Нет, она не просила, не намекала, но… Женька однажды попросила драгоценного помочь. Подруга ведь. А он, смерив Женьку насмешливым взглядом, произнес: – Твоя подруга плохо на тебя влияет. Мне она не нравится. Ему отчего-то не нравились все Женькины знакомые, и за четыре года эти знакомые как-то сами собой исчезли из Женькиной жизни. Наверное, им в ней стало неуютно. А Лариска вот осталась. И теперь Женька сидела на краю ванны в крохотной ванной комнате, разглядывала бело-синюю еще советского образца плитку и трещины на ней. В запотевшем зеркале отражалась распухшая Женькина физиономия. И глаза от слез покраснели, и нос раздулся, а губы вновь кусала… …Драгоценный долго пытался отучить ее от этой дурной привычки. Ну вот, не стоило вспоминать! Не стоило. И Женька решительно плеснула в лицо ледяной воды… гадость. Наверное, она просидела в ванной комнате долго, потому как выйдя, услышала голоса. – Я знаю, что она здесь! – драгоценный редко повышал голос, утверждая, что человеку его положения следует проявлять похвальную сдержанность. – С чего взял? Лариска стояла в коридорчике, опираясь на старый сервант, который давно собиралась выкинуть, но руки не доходили. А может, просто никто из ее возлюбленных не горел желанием тащить древний, но тяжелый сервант, к помойке. – Не дури мне голову. Ей просто некуда больше идти. – А ты и рад. Женька замерла, испытывая огромное желание сбежать. Запереться в ванной, зарыться в ворох махровых халатов, к которым Лариска испытывала странную привязанность, и сидеть, пока он не уйдет. – Позови! – Не командуй тут, не у себя дома. – Лариска воинственно сдула темный локон. Спрятаться? И как долго прятаться? Год? Два? Всю оставшуюся жизнь? …А в его квартире остались Женькины вещи. И вообще им следует поговорить как взрослым серьезным людям, расставить все точки… – Слушай, ты… шалава, – драгоценный шипел. – Или ты позовешь сейчас это недоразумение, или… – Лар, я с ним поговорю. Женька дернула подругу за рукав, жалея лишь об одном – что распухшая ее физиономия выдает недавнюю истерику. – Уверена? Женька кивнула. В конце концов, драгоценный – интеллигентный человек, пусть и сволочь, как оказалось, но остальное-то… не съест же он Женьку. Лариска посторонилась. Пускать драгоценного в квартиру она явно не желала. А на лестнице гуляли сквозняки, и значит, дядя Миша с третьего вновь окно вышиб по пьяни. Он был неплохим человеком и запивал исключительно на получку, причем получку успевал до дома донести. И окно вставит. Потом. Почему-то думалось о дяде Мише и его жене, которая носила короткие розовые халатики, хотя давно вышла из девичьего возраста. О старухе Семеновне и мелкой зловредной ее собачонке, норовившей облаять каждого, о сирени у подъезда и тройке кошек, этот куст обживших… обо всем сразу, но только не о драгоценном. Он же стоял, неуместный на этой площадке, старой, но чистой, заслоняя собой деревянную стоечку для цветов. Цветы выставляла еще Ларискина бабка, и теперь Лариске по наследству приходилось ухаживать за ними. – Евгения, – драгоценный смерил Женьку взглядом, в котором она прочла и возмущение, и негодование, и готовность простить. – Твой поступок неприемлем. А все-таки в чем-то он смешон. Нет, красив, конечно, высокий и широкоплечий, подкачанный… тренажерный зал трижды в неделю и раз в полгода – строгая диета. Для Женьки – чаще, она ведь женщина… – Почему? – Потому что ты – взрослый человек, а ведешь себя как ребенок. Руки на груди скрестил… …Широкие запястья, удлиненные ладони с аристократическими тонкими пальцами. Он как-то долго и довольно нудно – все-таки имелся и у драгоценного недостаток, это самое занудство – объяснял Женьке, чем ее руки, плебейские, от его отличаются. Едва не поссорились тогда. Господи, как же она ненавидела ссоры! Особенно с ним, когда драгоценный запирался в равнодушном молчании, игнорируя жалкие Женькины попытки примирения. А вот теперь снова сам появился, но без цветов. – Я… – она сглотнула. – Я видела тебя с этой… женщиной. Сегодня. Сложно смотреть ему в глаза и признаваться, Женька чувствует себя виноватой, хотя совершенно точно знает, что нет за ней вины. – Я понял, – отмахнулся драгоценный. – И что? И что? Он серьезно не понимает? – Ты мне изменил! Пожатие плечами, небрежное, слегка раздраженное. – Она ничего для меня не значит, – драгоценный улыбнулся. – Женечка, конечно, твоя ревность в данных обстоятельствах естественна, но не стоит делать глупостей. Ревность? Ревновала она его прежде, особенно в первый год, когда поняла, насколько он привлекателен для других женщин. А эти другие вились вокруг драгоценного и были чудо как хороши. – Ну хочешь, я пообещаю, что впредь буду осмотрительней? Впредь? Он пришел отнюдь не за тем, чтобы прощения просить. Будет осмотрительней… продолжит изменять, но ради Женькиного спокойствия измены скроет, раз уж она такая непонятливая… несовременная. – Жора, я не вернусь. Он терпеть не мог этот вариант своего имени и сейчас скривился, но взял себя в руки. – Дорогая, – голос мягкий и выражение лица соответствующее, – я же сказал, это был просто секс и ничего, кроме секса. Ангелина слишком стервозна, чтобы я с ней связывался. Ну хочешь, я ее уволю? И возьмет на ее место другую. Блондинку. Брюнетку. Рыжую. Не важно. Сколько их, случайных подружек, которые «ничего, кроме секса», перебывало в Женькиной квартире? Нет, не ее, но она привыкла считать квартиру своей. Она ее не обставляла, но… шторы в спальне и в гостиной, чехол на диван, семейство фарфоровых уток на каминной полке… а тот странный светильник, похожий на уличный фонарь начала прошлого века? Женька его нашла на выставке молодых дизайнеров… |