Онлайн книга «Клинок Минотавра»
|
И сумку спортивную, поношенную рядом поставил. – Стереги. Женька кивнула. А Вовка, вытащив из сумки пластиковую бутылку, сунул Женьке в руки. – На вот, попей морсика. Жарко, да? И ты плечи, кажись, спалила. Ну кто по такому солнцу полет? Эх ты, городская… На плечи, которые, наверное, она и вправду спалила, потому как после ухода Сигизмунда рубашку сняла, оставшись в маечке на лямках, легла Вовкина кожанка, к удивлению, прохладная. Он же ушел. И не было его очень долго. Женька ждала, пересчитывая прутья на оградке. Памятник поставили некоему Антону Петровичу, достойному мужу и отцу, если верить надписи… и Вовка не возвращается… …И кто мог кота? Сигизмунд? Он был с Женькой… тогда кто? Она ведь только вчера приехала. Кому понадобилось пугать ее? Ответ очевиден. Драгоценный каким-то хитрым образом Женьку вычислил. Быть может, тот парень, что стерег их с Лариской у квартиры, был не один. А может, у нее в одежде жучок имелся, Женька в кино видела… или Лариску прижали и… больше ведь некому. – Вот и я, – нарочито бодрым тоном сказал Вовка. – Заждалась? Он был таким… огромным и надежным. Смешным в красной майке с надписью «Красота спасет мир» и драных джинсах. Причем на левом колене стояла аккуратная латка, а правое выглядывало. И на ногах шлепанцы резиновые, синие, но с пышными резиновыми же цветами. – Он… – Я все убрал. Пойдем в дом. – А… – Пойдем, – он поднял Женьку. – Надо войти, иначе потом бояться будешь. Потом? Она уже трясется, что лист осиновый. И за Вовку цепляется. Он большой, за него удобно. – В доме ничего нет. И никого нет… пойдем, – он вел Женьку, и Женька шла. Увидела приоткрытую дверь и остановилась. – Идем-идем. Он и вправду убрал кота, а заодно крыльцо вымыл, наверное, потому и следов не осталось… и драгоценный не стал бы сам… нанял бы кого-нибудь… Женька переступила порог. В доме пахло хлоркой и вяленой травой. Пылью. Углем. И еще старыми книгами, которые она собиралась читать. Вовка провел ее по комнатам, и старый шкаф открыл, показывая, что никто в нем не прячется. – Успокоилась? – он отпустил Женьку, когда та кивнула. Успокоилась. – Вот и ладно. Собирайся, на озеро пойдем. Я ж тебе обещал озеро показать? Да, наверное, только настроения никакого и… – Собирайся, – повторил Вовка, плюхаясь в низкое кресло. – Если останешься, будешь мыслями мучиться, кто да почему… надо напряжение сбросить, поверь мне. Поверила. И купальник был, Лариска сунула, хотя Женька утверждала, что не привычная она к открытым водоемам, в них цистицеркоз подхватить можно. Или кишечную палочку. Плавать надо в бассейнах с очищенной водой… Чушь какая. Купальник раздельный. И сарафан к нему коротенький на широких лямочках… лямочки-цветочки… соломенная шляпка… девушка-дачница, доброе привидение. – А у тебя ноги классные, – сказал Вовка и, сунув руку в карман куртки, которая вернулась к хозяину, спросил: – Семак хочешь? – Хочу. Семечки? Гадость какая… и все-таки… наверное, жизнь возвращала краски. И белые семечки были невообразимо вкусны. А солнце сияло ярко. Был луг с васильками и ромашками, березовый лес и земляника, которую Вовка собирал в ладонь, чтобы потом скормить Женьке по одной ягодке. О чем она думает? У него девушка есть, почти невеста… они, правда, в ссоре, потому что девушка эта – дура, но так говорить нельзя, невежливо. И когда ссора закончится, Вовка вернется к ней. А Женька тоже только-только выбралась из отношений и должна бы терзаться, плакать, но есть землянику интересней, чем плакать. – Уже почти, – сказал Вовка, останавливаясь у проселочной дороги. – Там, за лесом, дачи. Лес выглядел неубедительно, редкий, прозрачный какой-то. Сосны, березы и зеленые пятна мха. – А нам в другую сторону. Не устала? – Немного. Не от прогулки – от прополки и свежего воздуха, к которому Женька, городская жительница, непривычна. От волнений, ныне казавшихся пустыми. И от предвкушения. Озеро было небольшим и формы странной, точно след от огромного копыта. – Его так и звали, Бычье копыто, – сказал Вовка, скидывая куртку. Песчаные берега и низенькая шелковистая трава, которая ступни гладила. Вода неестественной синевы, но стоит подойти ближе, и она становится прозрачной. И вправду дно разглядеть можно, песчаное, с мелкими бусинами камней и раковин. – Ты это, – Вовка тотчас оказался рядом. – Сама не лезь. Тебе с жары может нехорошо стать. Вода манила прохладой, обещая, что стоит окунуться, и все печали тотчас сгинут. И пыль, которая куда как актуальней печалей… и чего бояться? Вот оно дно… Вовка же не торопился. В сумке его обнаружилось полотенце, которое он раскатал на песке, выставил поверху несколько свертков, пояснив: – Обед. Ты, верно, голодная. – Очень. И живот заурчал, подтверждая, что да, голодная. Бутылка с морсом отправилась в тень. А Вовка скинул драные джинсы и майку. И шлепанцы оставил, и в воду он шагнул, как провалился. Дно близко? Дно видно, но… – Здесь еще не глубоко! – Вовка встал, вода доходила ему до середины груди. – Но берег сильно под уклон идет. Мокрый. И блестящий. Загорелый, темно-бронзовый… С черной татуировкой на спине. Хмурится, разглядывая Женьку, бычья голова с покатым лбом, с рогами преогромными, от лопатки до лопатки. Вовка шевелится, а с ним и бык… …Идет бычок, качается, вздыхает на ходу… Все-таки лезет в голову по жаре ерунда всякая. Но Женька стояла на берегу, не сводя с рисованного быка взгляда. Грозный он был и… и не вязался с Вовкой совсем. – Давай ко мне, – отфыркиваясь, отряхиваясь, сказал Вовка. – Ты чего? – Татуировка у тебя… забавная. – А… – он отмахнулся. – Это так, придурь была… была-была и осталась. Глубоко били. И если выводить, то пятно останется. А на кой ляд мне пятно на всю спину? Нехай лучше бык будет. Наверное. И вообще странно, почему вид татуировки, быка настолько Женьку из равновесия выбил? Нервы, дорогая, лечить надобно… – В воду лезь, – велел Вовка, отступая. – Не боись, поймаю. И вправду поймал, удержал, не позволив скатиться по гладкому дну, коварно уходящему вниз. Вода ледяная, до сбившегося дыхания, до крика запертого. И холод жжет, словно пламя, и Женька того и гляди сгорит. |