Онлайн книга «Аут. Роман воспитания»
|
В выходные дни тоже собирались – отмечали дни рождения, ездили на пляж, играли в футбол и прочие песчаные игры. Забот у Олафа было немного: тяжелых наркотиков в тех краях купить было практически невозможно, а что до алкоголиков – то их, кроме Ингрид, было еще трое, и все они находились под особым контролем. Пожалуй, лишь Георг доставлял Олафу некие хлопоты: была в нем странность – оцепенелость, отстраненность, замкнутость… Но вены чисты, симптомов рецидива заметно не было. «Экий странный малый! – думал Олаф, ни разу не слышавший от Даниэльсена ни единого слова, кроме „нормально“ да „ничего“. Размышляя над причинами Георговой оцепенелости, Олаф неизбежно пришел к незамысловатой мысли – шерше ля фам. Опросив «холостых» колонистов, он выяснил, что среди них не осталось ни одного, кто бы не повеселился с бывшей балериной. Только Георг не был замечен в этой компании, а сама Ингрид, когда речь заходила о нем, крутила пальцем у виска: «Долбанутый какой-то!» – Ты бы обратила на него внимание, – сказал Олаф девушке во время одного из вечерних party. – Это приказ? – хохотнула она. – Да нет, что ты! Не нравится мне, что он один. В его положении одиночество – штука опасная. А ты!.. Такая красивая, веселая… Неужели ты его не зацепишь?! – Если хочешь правду, я его боюсь. Кто знает, что у него на уме? Ты видел, как он улыбается? Как маньяк. Хотя он даже ничего, – вдруг заключила Ингрид, оглядываясь в угол сада, где под деревом папайи сидел Георг с полуулыбкой на худом лице. – Может, он импотент? – предположил Олаф. – Я тоже так думала, – заметила Ингрид, – но вряд ли. Глазки-то у него очень даже бывают блядскими! – Вот бы и проверила! – Сам проверяй! II Случай проверить жизнеспособность Георга представился неожиданно. Это была середина восьмидесятых годов прошлого столетия, время, когда о СПИДе уже знали, но боялись еще не слишком. А в Африке, на его родине, о нем слышали мало и, разумеется, почти не предохранялись. Однажды ночью, когда Георг спал (впрочем, спал он очень чутко, это и сном нельзя назвать – дремой), в окно постучалась Ингрид. Георг медленно поднялся и, как был, голый, подошел к окну. – Наркота, у тебя гондоны есть? – Что? – не понял Георг. – Презервативы, говорю, есть? – Зачем? – Нужно. – Кому? – Мне. – Зачем тебе? – тупо повторил Георг. Ингрид внимательно и без стеснения разглядывала его детородные органы. Усмехнулась. – Да уж не с тобой трахаться, наркота, – сказала она. – Ко мне парень пришел! Вот с таким! И очень черным! – Она наглядно продемонстрировала Георгу размеры негритянского члена. – Но беда, наркота, у него гондонов с собой нет. Понимаешь? А я без них – никогда, когда с неграми. У них СПИД, они тут все со СПИДом, понимаешь? – Понимаю, – ответил Георг. – Но у меня нет презервативов. Спроси у Андерса, к нему жена приехала. – Ага, я жене его и скажу: раз ты приехала, дай-ка мне гондонов! Ха-ха-ха! Странный ты какой. Ингрид еще раз оглядела его с головы до ног, повернулась и ушла. Однако минут через пять вернулась, постучала. Увидела, что кровать Георга пуста, в углу горит ночник, но хозяина в спальне не видно. – Слышь, наркота, ты не спишь? – Нет, – отвечал тот, видимо, из коридора. – А что делаешь? – Собираюсь. Рыбалка. – Так рано? Часа четыре утра и полная темень на улице. – Скоро прилив, в залив придет рыба, – отвечал Георг. Было слышно, как он копошится. – Возьми меня с собой, – попросила она. – У тебя гости. – Я его выставила, я, наркота, ничего не боюсь, а СПИДа боюсь. – Заходи. Кофе? Ингрид зашла. Георг, босой, в шортах и голый по пояс, кивнул ей на дверь в кухню, сам же вытащил из кладовки два спиннинга, поставил у входа. Они сели на кухоньке, он положил растворимого кофе в две фаянсовые кружки, налил кипятка, придвинул сахар: – Пей. Бутерброд? – Нет, я так рано не могу есть. – Возьмем с собой. Они покатили на велосипедах к океану, спустились, поехали вдоль пляжа к самому дальнему волнорезу, с которого Георг обычно бросал спиннинг. Прилив начинался еще до рассвета, около пяти, и приливная волна в своей высшей точке накрывала волнорез почти целиком. Георг сложил снасти посередине, поставил на камни термос, положил бутерброды, баночки с наживкой. – Натрись, комары, – он протянул Ингрид флакон. – Малярия неприятная. Не лучше СПИДа. Они сели на камни лицом к океану. На востоке над кромкой темной воды сияла влажным голубоватым светом Венера, над ней, выше и тусклее, – Южный Крест. – Вон Южный Крест. Виден только в этом полушарии. Но я и Большую Медведицу видел. Там… – Он махнул рукой на север. – В Порту-Амелия, там экватор близко, она над самым океаном висит перевернутая, но ковшом вниз. «Удивительная разговорчивость!» – подумала Ингрид. – Да ну! И еще подумала, что никогда не видела ни Южного Креста, ни Большой Медведицы – случая не представилось. – А ты еще полетишь в этот, в Порту-Амелия?… – Недели через две, там мастерскую открыли. – Меня возьми. – Поехали. – А ты акул ловил? – Акулы здесь редко – мелко. Пару раз видел плавники – там. Он показал вдаль, где уже розовел горизонт и из тьмы проявлялись кудрявые острова: слева близко и вдали – у самого выхода из залива. – Пора. Видишь – светлая полоса? Прилив, свежая вода. Он наживил две креветки на крючки и по очереди ловкими, даже красивыми движениями правой руки из-за спины забросил их, закрепил удилище между камнями, сел, вглядываясь в воду. – А разговаривать можно? – шепотом спросила Ингрид. – Можно. И они замолчали, смотрели на воду, на горизонт, над которым поднимался ослепительный розовый рассвет. Ингрид задремала, быстрые сны замелькали в ее мозгу, розовые, волнистые. – Тсс… – раздалось сквозь дремоту. Она открыла глаза – стало совсем светло, солнце, огромное, поднялось над дальними островами. Георг стоял на самом краю, обеими руками держал спиннинг, вглядываясь в розовато-серые мелкие волны. Вода плескалась уже у самых ног, заливая бежевые валуны волнореза. – Кажется, зацепила… – пробормотал Георг. И точно – спиннинг дернулся, и катушка сперва медленно, потом быстрее стала разматываться. |