Онлайн книга «Подвеска Кончиты»
Дайнека вынула из сумки футболку и брюки, осмотрелась, прикидывая, где развесить промокшую одежду. Подняла и встряхнула сброшенную впопыхах куртку, примостила ее на крючок. За перегородкой, в соседнем пятом купе, кто-то закашлялся. Переодевшись в сухое, Дайнека достала мамину открытку и положила на стол. Повернулась к двери и увидела себя в зеркале. Короткие темные волосы топорщились мокрым «ежиком», лицо – слишком бледное, в глазах – тревожное ожидание. Как мама узнает в ней, совсем взрослой, ту двенадцатилетнюю девочку? Волной накатила тоска. Мама… Единственным желанием теперь было увидеть ее и помочь. Помочь, как если бы не она, Дайнека, была дочерью, а мама – слабым, обиженным жизнью ребенком. Мама нуждалась в ней, и это меняло все в их жизни. Раскат болезненного кашля прервал ее мысли. От этих провоцирующих звуков у Дайнеки самой запершило в горле. Она поморщилась, припоминая, не прихватила ли с собой какого-нибудь лекарства. Протянув руку, чуть приоткрыла дверь и вдруг услышала раздраженный голос, переходящий в шипение: – Вернись в купе. Дайнека замерла. Но тут же, еще не определившись, как отреагировать на этот приказ, услышала женский голос: – Я не твоя собственность, ты не имеешь права. Невидимая рука задвинула приоткрытую дверь купе. Дайнека отпрянула и услышала, как о перегородку ударилось чье-то тело. – Скоро все закончится. Обещаю тебе, – произнес мужчина. Через закрытую дверь Дайнека уловила причитание женщины: – Чтоб вы все сдохли… Сдохли… Потом раздался звук удаляющихся шагов, и все стихло. Переждав несколько мгновений, Дайнека рывком открыла дверь и от неожиданности вскрикнула. – Что случилось? – обеспокоенно спросила Ирина. – Просто испугалась, не думала, что здесь кто-то стоит. Простите! – Сама иногда пугаюсь, – миролюбиво улыбнулась Ирина, заходя внутрь. – Особенно по утрам, когда вижу себя в зеркале. И что самое страшное, – продолжала она, усаживаясь на свое место, – надежды на перемены к лучшему – никакой. – Да ну… Вы – такая… – Давай на «ты». Не усугубляй, – попросила попутчица. – Не буду. Дождь закончился неожиданно. Ветер стих, когда московские пригороды еще мелькали за окном далекими разбросанными огнями. В купе царил полумрак. Свет был тусклым и переменчивым, он то разгорался ярче, то совсем угасал. Бутылки с минеральной водой позвякивали посреди стола, откликаясь на покачивание вагона и стук колес. С бутылками соседствовали бокалы и ваза с печеньем. Глядя в окно, Ирина тихо сказала: – Два часа назад я сидела в зрительном зале и слушала музыку… Дайнека из вежливости поинтересовалась: – Оперу? – Нет. «Юнону и Авось» в Ленкоме. – Я тебя никогда не увижу… – Я тебя никогда не забуду, – улыбнулась Ирина. – История великой любви, – прошептала Дайнека. – Ты так считаешь? – Ирина взяла печенюшку и сунула в рот. Дайнека посмотрела на нее с удивлением. – А как же иначе? – Я, знаешь ли, журналистка. Журналисты, как и врачи, циники. – Но ведь они любили друг друга… – Свидетелей не осталось. – В каком смысле? – Дайнека оторопела. – Как было на самом деле, теперь не знает никто. Мой нынешний шеф помешан на этой истории, и мы часто спорим. Я ему говорю: делала сюжет для телевидения, воспоминания читала, свидетельства современников, любовью там и не пахнет. Резанов – опытный дипломат, и его помолвка с Кончитой – то же самое, что династический брак. С ее помощью он шел к своей цели. – Да не было у него никаких целей! – горячо возразила Дайнека. – Просто встретил и полюбил. – Идеалистка. Такая же, как Турусов. – Кто такой Турусов? – спросила Дайнека. – Друг командора Резанова? Ирина расхохоталась. – Турусов – кандидат в губернаторы, мой шеф. Я работаю в его избирательном штабе. – А-а-а-а… – от смущения лицо Дайнеки стало пунцовым. – Резанов умер и похоронен у нас в Красноярске. Возможно, поэтому многие красноярцы интересуются этой историей. Турусов – не исключение. Именно он финансировал постановку «Юноны и Авось» в краевом драмтеатре и дал денег на памятник. – На памятник командору Резанову? – Да. Его установили на месте первого захоронения, там, где раньше стоял Воскресенский собор. Дайнека наморщила лоб. – Я не помню, где он стоял, мы уехали из Красноярска лет десять назад. – Успокойся, – Ирина заулыбалась, – этого ты знать не могла. Собор снесли в начале шестидесятых. В то время ни тебя, ни меня не было даже в проекте. Тогда же, в шестидесятых, гроб с прахом Резанова перезахоронили в другом месте. – Зачем? – Не знаю. Документов никаких не осталось. Когда я делала сюжет, нашла одного очевидца и пару статей на эту тему. – И все-таки я уверена, что они любили друг друга… – вложив в эти слова что-то личное, Дайнека отвернулась к окну. Не заметив, что ее глаза повлажнели, Ирина возразила: – Говорю тебе, я всерьез изучала эту историю. И вот что скажу. Николай Петрович Резанов был очень продуманным чуваком. Высокий сановник, действительный камергер русского императора. Командор (и, значит, масон), опытный дипломат. Не многие знают, что, прежде чем попасть в Сан-Франциско к Кончите, он проделал утомительное путешествие. Представь, с ней он встретился в конце марта 1806 года, а путешествие началось в июле 1803-го. – И где же он был эти три года? – А ты думаешь, что Резанов только за тем и поехал, чтобы познакомиться с девочкой? – съехидничала Ирина. – Да нет… Наверное, у него были дела. – Дела точно были. Государь послал его в Японию договариваться с тамошним императором о торговле. Поплыл Резанов на корабле «Надежда», которым командовал Крузенштерн. – Иван Федорович? Ирина удивленно вскинула брови. – Ого! Да ты молодец. Дайнека скромно потупилась. – Давай, рассказывай дальше. – По дороге в Японию они с Крузенштерном страшно переругались. Против Резанова восстали все офицеры. Дошло до того, что ему объявили матерную войну. – Как это? – В общем, ругались на него, матерились. Резанов заперся в каюте и ни с кем не общался. Потом он заболел, но даже врач к нему не пошел. Кто-то из офицеров предложил заколотить дверь каюты гвоздями. |