
Онлайн книга «Эркюль Пуаро и Убийства под монограммой»
А ты невинна, как сама весна. Избегла ты засады юных дней Иль нападавший побежден был сам, Но чистотой и правдою своей Ты не замкнешь уста клеветникам. Без этой легкой тени на челе Одна бы ты царила на земле [36] . – Ну, мистер Кэтчпул? – Странный выбор стихотворения для эпитафии. – Вы так думаете? – Клевета – сильное слово. Судя по содержанию этого стихотворения – если, конечно, я не ошибаюсь, – личности покойных Патрика и Франсис Айв подвергались нападкам? – Именно. Отсюда и сонет. Я его выбрала. Меня отговаривали, уверяли, что гравировка целого сонета будет стоить дорого, советовали обойтись лишь первыми строками, как будто в деньгах дело. Люди такие скоты! – Маргарет Эрнст возмущенно фыркнула и каким-то материнским жестом положила ладонь на плиту, точно это был не камень, а макушка ее ребенка. – Патрик и Франсис Айв были из тех, кто никому не делает зла. Много ли найдется таких людей, о ком можно сказать подобное? – О. Ну… – Я сама их не знала – мы с Чарльзом унаследовали приход после них, – но так говорит деревенский доктор, мистер Флауэрдейл, а он единственный человек в Грейт-Холлинге, к чьему мнению следует прислушиваться. Желая проверить, все ли я правильно понял, я переспросил: – Значит, ваш муж был здешним викарием после Патрика Айва? – Да, до самой своей смерти, три года тому назад. Сейчас здесь новый викарий: книжный червь, один, без жены, живет замкнуто. – А этот доктор Флауэрдейл… – О нем забудьте, – поспешно сказала Маргарет Эрнст, чем навсегда запечатлела имя доктора в моей памяти. – Ладно, – отозвался я, покривив душой. Проведя в обществе Маргарет Эрнст не более четверти часа, я успел понять, что полная покорность – единственная возможная тактика общения с этой женщиной. – А почему плиту с надписью установили вы? – сменил я тему. – Разве у Айвов не было родственников? – К сожалению, таких, которые могли и хотели бы это сделать, не было. – Миссис Эрнст, – сказал я. – То есть Маргарет… Сказать вам не могу, насколько лучше я почувствовал себя в этой деревне, встретив вас. Совершенно очевидно, что вы знаете, кто я такой, а следовательно, знаете, и зачем я здесь. Никто больше не хочет со мной говорить, не считая одного старика в гостинице, который несет такую околесицу, что ничего не разберешь. – В мои намерения вовсе не входило сделать ваше пребывание здесь приятным, мистер Кэтчпул. – Ну, хотя бы чуть менее неприятным. По крайней мере, вы не бежите от меня с таким лицом, как будто чудовище увидели. Она расхохоталась. – Это вы чудовище? О господи! Я не знал, как реагировать. – Этот человек, который нес чепуху в гостинице, – у него, случайно, не седая борода? – Да. – Он говорил с вами потому, что не боится. – А не боится потому, что слишком пьян? – Нет. Потому что он… – Маргарет сменила тему. – Потому что убийца Иды, Ричарда и Харриет ему не угрожает. – А вам? – спросил я. – Никакая опасность не помешала бы мне говорить с вами так, как я говорю сейчас. – Понимаю. Вы такая смелая? – Скорее, упрямая. Когда я считаю, что есть слова, которые должны быть сказаны, и дела, которые должны быть сделаны, то я их говорю и делаю. А когда замечаю, что окружающим это не по вкусу, то поступаю им наперекор. – Полагаю, это свидетельствует в вашу пользу. – Вы считаете, что я излишне пряма, мистер Кэтчпул? – Вовсе нет. Проще жить, когда говоришь все, что думаешь. – Не потому ли ваша жизнь никогда не была особенно легка? – Маргарет Эрнст улыбнулась. – А, понимаю, говорить о себе вы не расположены. Что ж, ладно. Тогда каковы ваши впечатления от моего характера? Надеюсь, вы не возражаете, что я спрашиваю. – Я вас впервые вижу. – «Силы небесные!» – подумал я. Совершенно не подготовленный к тому, что наш разговор примет такой оборот, я сумел выдавить лишь одно: – Ну, мне кажется, что вы хороший человек, такое у меня впечатление. – Довольно расплывчатое определение характера, вам не кажется? И очень краткое. И потом, что значит – «хороший»? С точки зрения общепринятой морали все лучшее, что я сделала в жизни, было абсолютно неверно. – Вот как? – Нет, необыкновенная она все-таки женщина. Я рискнул. – Вот вы говорили, что поступаете наперекор тому, чего ждут от вас люди… Виктор Микин сказал мне, что никто не будет со мной говорить. Наверное, он пришел бы в восторг, узнав, что вы пригласили меня в коттедж на чашку чаю, поговорить спокойно, не под дождем. Что скажете? Маргарет Эрнст улыбнулась. Похоже, она оценила мою прямоту, как я и надеялся. Однако я заметил, что ее взгляд стал немного настороженным. – Мистер Микин был бы не менее счастлив, если бы вы последовали примеру всех жителей деревни и отказались переступать мой порог, – сказала она. – Он радуется любой неприятности, с кем бы она ни приключилась. Но раз у вас такое бунтарское настроение, может, разочаруем его вдвойне? – Почему бы и нет? – отозвался я. – Согласен! * * * – Расскажите, что же случилось с Патриком и Франсис Айв, – начал я разговор, когда чай был заварен и налит в чашки, а мы с Маргарет уселись у огня в ее длинной узкой гостиной. Именно так она назвала эту комнату, хотя, судя по количеству книг, ее скорее следовало считать библиотекой. Одну стену занимали три портрета – два рисованных и один фотографический – одного и того же мужчины с высоким лбом и кустистыми бровями. Я решил, что это, должно быть, и есть покойный муж Маргарет, Чарльз. Его утроенный взгляд смущал меня, и я сел к нему спиной, лицом к окну. С моего места открывался превосходный вид на могилу Патрика и Франсис, и я решил, что именно здесь обычно сидит Маргарет, неся свою добровольную вахту. Вот только сонет с такого расстояния был неразличим. Я позабыл его весь, кроме одной строки – «Прекрасное обречено молве», – которая прямо-таки засела в моей памяти. – Нет, – ответила Маргарет Эрнст. – Нет? Вы не расскажете мне о Франсис и Патрике? – Не сегодня. Может быть, завтра. А пока спроси́те меня о чем-нибудь другом. – Да, но… что может измениться до завтра? – Мне нужно время подумать. – Дело в том… – Сейчас вы скажете мне, что вы полицейский, работаете над делом об убийстве и я обязана рассказать вам все, что знаю. Но какое отношение имеют к вашему делу Франсис и Патрик? |