Онлайн книга «Пока с безмолвной девой»
|
Ехали долго. Словно сам создатель медлил восстать от сна, смутно обозначился серо-белый, глухой зимний день. Остались позади хутора, поля, перелески, вынырнула из белёсой мглы и потянулась вдоль дороги высокая чугунная ограда, и, наконец, лошадь стала перед воротами. Навстречу по расчищенной и успевшей снова покрыться снегом аллее спешил привратник. Некогда поместье принадлежало польскому магнату, мрачный каменный герб над входом напоминал о далёких временах, о разорившемся владельце. Новые хозяева, неизвестно кто, сдавали замок кому-то. Гость расплатился с извозчиком и взошёл на ступени. Он стоял в гулком сумрачном зале, некто, чью наружность невозможно описать, приблизился, голос, звучащий, как эхо, спросил: он ли реб Шмуэль-Арье-Лейб бен Ахиезер, прозванный Вторым Великим маггидом, господин благого Имени? «Да, — сказал учитель, удручённый этой официальностью, — это я». Ему указали на лифт, и реб Шмуэль прибыл на небо. Но не выше. Небо представляло собой обширное помещение с потолочной росписью на астрономические темы. Из зала гость прошествовал в коридор, где отыскал нужную дверь. Требовалось изложить причину визита, предъявить повестку, что-нибудь такое. Но никакой письменной повестки рабби не получал. Его известили, вот и всё; он был приглашён, но в весьма абстрактной форме. Всё это он собирался объяснить секретарю, но не успел открыть рот, дверь из приёмной в кабинет открылась, вышло высокое лицо — выплыла дородная миловидная дама в бледнолиловом шиньоне, с брильянтами в ушах, в элегантном сером платье с вышивкой на груди. Можно было сказать, что она прекрасно сохранилась для своих лет. Секретарь выскочил из-за стола, принял у гостя цилиндр, зонт и крылатку. Рабби Шмуэль огляделся: великолепно обставленный покой. В те времена ещё не было кино — во всяком случае, изобретение братьев Люмьер не добралось до этих мест, — а то бы мы сказали, что обстановка была как в фильме «ретро»: высокие задёрнутые гардины на окнах, стильная мебель, библиотека, ковёр, камин. Тишина и уют. Несколько ламп, не слишком ярких, чтобы не подчёркивать возраст хозяйки, но света достаточно. Рабби Шмуэль сидел в кресле, дама поместилась напротив, красиво составив ноги в туфельках, расправила платье и сложила на лоне маленькие пухлые руки. На правом безымянном пальце обручальное кольцо, на левом перстень с головой Адама. Несколько времени молчали. «Ну-с… — промолвила она. — Я вас слушаю». Рабби растерялся: он думал, что ему будут задавать вопросы. Ожидалось, однако, что сперва должен высказаться посетитель, изложить свою просьбу или что там. В конце концов была же у него какая-то цель. Подать прошение, ходатайствовать за кого-нибудь. Он не умел притворяться и сказал: «Прошу простить меня, я всё забыл». «Что вы забыли?» «Я забыл, для чего я приехал». «О! — сказала дама. — Какая разница? Я вам рада. Я рада, — пояснила она, — что вы догадались». «Догадался? о чём?» «О том, что вас хотят видеть. Можете ли вы рассказать, как это произошло?» «Но ведь вы сами знаете». «Мне хотелось бы услышать из ваших уст». «Как произошло… — пробормотал рабби, снял пенсне и потер двумя пальцами спинку носа. — Я видел сон. Это был ангел. Он сказал: поднимайся, возница знает дорогу». «Вы не удивились?» Рабби молча покачал головой. Дама милостиво кивала лиловым шиньоном. Несколько осмелев, рабби Шмуэль заговорил: «Но я предполагал… если позволите быть откровенным… Видите ли, мне придётся потом рассказать, где я был. А что я скажу? Собственно, этого не может быть…» «Не может быть, чтобы он оказался женщиной?» «Да. Извините». «Вы не можете себе это представить?» Рабби пожал плечами. Дама в сером помолчала. «Это верно, — сказала она. — Он не может быть женщиной. Хотя бы потому, что нельзя не считаться с грамматикой. Всякий раз, когда о нём заходит речь, в Писании употребляется мужской род. Не говоря уже о христианстве. Им пришлось бы переделывать все иконы». «Как же тогда…» «Считайте, что я его замещаю». «Вы? Разве это возможно?» «Странно, что вас это удивляет. Вы знаток Книги. Неужели вы забыли, что Моисей, когда подошёл поближе, узнать, отчего терновник горит и не сгорает, то закрыл лицо. Как по-вашему: почему он это сделал? От сильного жара?» «Нет, конечно. Чтобы не видеть того, кто с ним говорил». «Да, но почему? Почему он не решился взглянуть?» «На этот счёт существуют разные мнения», — сказал реб Шмуэль. «Мнения могут быть разные. Но факт состоит в том, что человек не может встретить его воочию. Иначе умрёшь. Волей-неволей приходится искать посредников». Снова молчание; гость поглядывал на горящие поленья. «Вы разочарованы?» «Я? — сказал рабби, очнувшись. — Нет, нет… ни в коей мере». Он насадил пенсне на свой могучий нос, постарался сидеть прямо. Дама в сером промолвила: «Я вижу, наш разговор как-то не клеится. Расскажите немного о себе». «Что рассказывать… Вы, вероятно, и так всё знаете». «Мне интересно услышать из ваших уст». «Я живу в…» — он назвал свой городок. «Постойте, я должна вспомнить, где это. В Польше?» «Ближе. Недалеко отсюда. Раза два выезжал по делам в Винницу, а так всё время дома. Жена моя умерла. Детей нет. Я там что-то вроде местной знаменитости. Думают, что я Бог весть кто и всё знаю. Но на самом деле…» «Утверждение, что мы знаем только то, что ничего не знаем, — заметила дама, — старая философская песня. Тем не менее, насколько мне известно, вы единственный человек после Израиля Баал Шема, кто владеет Именем». «Так считается…» «Почему вы ни разу не воспользовались вашим могуществом?» «Почему я должен был им воспользоваться?» Дама хлопнула в ладоши. Обе половинки дверей неслышно распахнулись, въехал столик, который толкал перед собой секретарь. «Я предполагаю, — сказала хозяйка, — что вы проголодались. Дорога долгая…» Реб Шмуэль пил чай, робко взял с блюда бутерброд. Дама продолжала: «Мы затронули интересную тему. Прежде я как-то не задумывалась. В самом деле, если бы он был женщиной… если бы он мог быть женщиной. Может быть, мир был бы чуточку совершенней!» «Но он и так совершенен», — сказал реб Шмуэль и стряхнул крошки с бороды. «Вы в этом уверены?» Уж не провоцировала ли она бедного цадика? Реб Шмуэль взглянул на даму в сером — она улыбалась. «Нет, — вздохнув, сказал он, — не уверен». |