Онлайн книга «Цыганочка с выходом»
|
И тут я увидела его… Бомж из привокзального сквера — тот самый, который спал там под пионером с гипсовым горном. У рынка толпился народ, что-то происходило… — Сейчас объеду, — Дима стал разворачиваться, а я сказала: — Подожди, я посмотрю. — Зачем?! У павильона «Семена» помирала местная достопримечательность — бомж Гильза, еще известный, как — Мурадым-ага. По виду его переехала машина, старик был не только поломан, как кукла с помойки, но и весь в крови. — В рынке кассу вчера ночью ограбили, взяли всю недельную выручку… и обменник потрясли… — переговаривались те, кто стоял неподалеку. — «Скорая» не едет, — завздыхала местная горе-бабка с котятами в коробке. — А как?.. — спросила я. — Сперва под одну машину попал, и другая следом! — наклонилась ко мне бабка и, отложив котят в сторону, поправила что-то похожее на подушку под головой Мурадым-аги. Тот, не открывая глаз, продолжал кричать: — А-аааааааа-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!.. — разносилось на пятачке перед павильоном «Семена». Толпа потихоньку расходилась, новые зрители еще не собрались. Дима потянул меня за рукав, а я вдруг начала рыдать, размазывая слезы. Бомж перестал стонать и, сглотнув страшным кадыком, взглянул на меня. Я, придерживая рукой живот, наклонилась и спросила: — Вам больно? В ноздри ударил такой страшный газ, из смеси горя, несчастья и всей той грязи, в которой живут опустившиеся люди и уличные собаки, что я, как сомнамбула, покачнулась и чуть не упала рядом. Дима приподнял меня за под мышки и молча понес к машине. Бомж снова открыл глаза и посмотрел на меня, а я на него, вывернув шею. — Давай отвезем его к приемному покою и положим? — уже в машине, когда Дима стал отъезжать, ни на что не надеясь, спросила я. Дима сжал зубы и даже не посмотрел в мою сторону. У меня какая-то ненормальная тяга к старым пьяницам. И еще я всегда помню об отце: жив ли он вообще сейчас? Когда я вижу старика, и он пьян, и несчастье сквозит у него даже в остатках волос, в горьких складках у губ, и вывернутые карманы висят — в них нет даже мелочи — у меня мелькает безумная мысль: «Может быть это он?!» Конечно, от Сапожка-на-Оби до Красноуральска немного дальше, чем от аптеки до вокзала, но отчего-то мысли, и престранные порой, посещают меня. Когда живешь среди людей и видишь жизнь, какая она есть, а не сквозь тонированное стекло лимузина, то твои чувства мало отличаются от чувств других людей. Эта грань между опустившимся человеком и обычным — ее почти нет. Несчастья ломают абсолютно всех, просто может быть судьба пока еще благосклонна и бережет вас от такого ? Бомж бредил, пока мы везли его от рынка до больницы. — Курил гашиш!.. И запивал вином!.. Я курил гашиш и запивал вино-о-ом!.. — Раздухарился, — хмыкнул Дима и закашлялся от вони, которая скопилась в «Газели» всего за минуту, пока двое небрезгливых прохожих сердечно помогли внести и аккуратно сложить Мурадыма на полу фургона, а также и его мешок, два набитых пакета из-под мусора и подушку под распухшую голову — все богатство было при нем. Мы подъехали к торцу горбольницы на ул. Рябушкина, Дима посигналил, и на крыльцо вышел молодой доктор с вышивкой на кармашке чистенького халата. — Ну? — потянувшись, спросил он, а я прочитала «вышивку» — «д-р Денисов». — Помогите, вот машина сбила! Он бомж, но очень мирный, пожалуйста, — придерживая живот, подошла я к д-ру Денисову. — Нам ваше говно без надобности, — вежливо сказал д-р и стал рассматривать солнечные тропинки в небе. Дима и бомж о чем-то говорили, была какая-то пара фраз между ними, и бомж чуть погодя заплакал, повторив, только тише, те вопли у палатки — «Семена». Д-р Денисов меланхолично прислушался и все-таки повернул к машине. Подошел, посмотрел, фыркнул… — Ладно, — через полминуты снова фыркнул он. — Эй! На крыльцо приемного покоя вышел злой, с глазами некормленой собаки санитар и сплюнул. — Дерьмо! — сказал он увидев бомжа. — Дерьмо, — согласился д-р. — Давай-давай, — и показал рукой, как сгружать бомжа на ближнюю от двери каталку. — Ну, слава Богу, — сказала я. — Ага, — без энтузиазма кивнул санитар и, схватив мешок и два пакета, почти все имущество нищего, на вытянутой руке понес его и кинул в кусты у дороги. — Потом заберет, в другой жизни… — По-окой, — прочитал Мурадым-ага слова над собой. — Ты пожалела меня? — произнес он, не глядя. Я не успела ответить, голова старика мелькнула в проеме дверей, и остался только невыносимый запах, который умирающий забыл взять с собой. — Зачем привезли? — на удивление красивым голосом и протяжно-протяжно спросила нас медсестра в окне и посмотрела, как на дураков. — Все одно ж подохнет, дожился!.. — А подушка!.. — глянув на пол фургона, спросила я. — Видишь, помойка? — спросили из окна. — Вижу! — Иди туда! Заразу та-акую! — фыркнула медсестра и спряталась. От подушки пахло псиной. Я свернула к мусорным бачкам и услышала: — Наташка!.. Я обернулась и увидела машину «джип» цвета «папирус», которая сворачивала к моргу — за рулем сидел Валерий Бобровник… Следом ехал 126-й «Мерседес» с незнакомым молодым человеком за рулем. Я не испугалась, просто застыла, закрывшись подушкой старого деда, и пришла в себя только, когда мы миновали последний городской квартал. — Подушку выбрось, — кивнул на дорогу Дима. — Фу-у, гадость! — отбросила назад я этот пуд микробов и лихорадочно стала крутить рычаг открывания окна. — Мне нужно вымыться!.. Дима, у меня чума! А город вздохнул и выпустил нас на волю. Дорога петляла среди сопок, терриконов и белой, пыльной соли, которая окружает Красноуральск с юго-запада. НЕ СМЕШНО В Сапожке на заборах было написано, допустим: «Ленка, твоя попа самая лучшая!» или на крайний случай: «Наташа, я тебя люблю!» А когда мы приехали в Полежаевск, то на въезде в город на бетонном заборе прочитали гигантское «УДОВЛЕТВОРЮ!» — и телефоны, телефоны, адреса и даже парочку факсов. А на моем заборе в Сапожке белилами светила кривая надпись: «Наташка, дождись меня! Толян». Эх!.. Помню еще в школе, нам в руки попалась московская газета «Из губ в губы» и объявления, некоторые я еще помню: |