
Онлайн книга «Советы пана Куки»
Он посмотрел на меня, будто только что проглотил какую-то гадость. — А я думать, нелегально работать. Показать руки. Ладони вверх. Я исполнил все, как он просил. Должен признаться, никто еще не рассматривал так внимательно мои ладони. На нас уже пялился весь автобус. Таможенник сказал: — Опустить. Потом в задумчивости уставился на меня. Когда я опустил глаза, губы его скривила многозначительная усмешка. Он швырнул мой паспорт на сиденье, туда, где уже лежали банки с тунцом, и сказал: — В следующий раз ты туристом не быть, до свиданья. Потом пошел дальше, и я перестал для него существовать. При том, что всего секунду назад он вел себя так, будто я — самый важный человек в его жизни. Тем временем проверка медленно подходила к концу, приближалась взаимовыгодная ничья. Таможенники обогатили свою страну на тридцать три блока сигарет, десять бутылок водки и семь свитеров из овечьей шерсти, при этом большинство моих попутчиков благополучно сохранили свои заначки. Но когда таможенники уже шли к выходу, произошло нечто, что могло бы украсить любую передачу «Скрытой камерой». Овчарка, все это время спокойно лежавшая у входа, коротко гавкнула и рванула с места. Она неслась в конец автобуса. Не нужно быть гением, чтобы догадаться, что она учуяла потайной люк Арнольда. В автобусе мгновенно установилась мертвая тишина. Потому что, когда в дело вступает таможенная собака, добра не жди. Именно это было написано на лице Арнольда. Взгляд его стал таким, будто к его виску приставили пистолет. И тут он с молниеносной быстротой достал из сумки длинную палку краковской колбасы. Он соскочил с места и протянул колбасу наперерез бегущей собаке: — Смотри, как вкусно! Ты только понюхай! — возбужденно закричал он. Собака остановилась и зарычала. Любой другой на его месте тут же выпрыгнул бы в окно от страха, но не Арнольд, он не двинулся с места. — На, ты только понюхай это, только понюхай, — повторял он с мольбой в голосе. Собака недоверчиво глядела на него. У нас перехватило дыхание. Такого даже бывалым таможенникам видеть еще не приходилось. Не говоря уже о пассажирах. Овчарка наклонила голову, будто стала вдруг близорукой, коротко гавкнула, поднялась на задние лапы и прыгнула. — Шимански, ко мне! — заорал таможенник, но было поздно. Собака вцепилась в колбасу, вынула ее из рук Арнольда и положила перед собой на пол. Потом с особой сосредоточенностью, как это часто делают звери в фильмах о дикой природе, стала ее пожирать. — Вот черт! — закричал таможенник. Ведь всем известно, что после того как собака съела что-нибудь пахучее, чутье у нее притупляется на несколько часов. Знал об этом и Арнольд, и таможенники тоже знали. Только Шимански не догадывался. Мне никогда еще не доводилось видеть собаку, пожиравшую что-нибудь с такой скоростью. Таможенник наклонился над псом и сказал: — Ты с ума сошел? С ума сошел? Но тот не двинулся с места. Таможенник повернулся к коллегам: — Дело дрянь. Всю ночь будет думать только о польской колбасе. — Выведи его, — приказал тот, что проверял меня, и пошел к Арнольду. Схватил его сумку и начал методично опустошать ее. — От собаки ты можешь что-то спрятать, но мы-то не такие дураки! — заорал он и вытащил одну за другой пять палок краковской колбасы. Это слегка умерило его ярость. Но он не остановился, пока не вывалил из сумки все — на сиденье и на пол. В конце концов отыскал нечто, что очень ему понравилось. Это был радиобудильник. Он потряс им перед лицом Арнольда. — Это старье в Австрии никому не нужно. Посмотрим, на что он еще годится. Он стал вертеть регулятор, пока на экране будильника не появились цифры 12.02. Точное время. — Запомни, в котором часу я в последний раз в твоей жизни пропустил тебя в Австрию! Всех вас касается! Исполненный боевого задора, он оглядел пассажиров автобуса и бросил будильник на сиденье. — Пошли. Здесь воняет. Выходя из автобуса, рявкнул водителю: — Езжай! Дважды повторять не пришлось. Водитель завел мотор, и через несколько мгновений мы медленно пересекли границу. И только когда мимо проплыла табличка «Добро пожаловать в Австрию», обстановка стала потихоньку разряжаться. Люди начали перешептываться, а Арнольд — собирать вещи. Одна из батареек от будильника закатилась под мое сиденье. Поднимая ее, Арнольд перехватил мой взгляд. Вместо того чтобы наехать на меня, как в прошлый раз, он покраснел и пробормотал: — Видал, как эта сволочь ко мне прикопалась? Я был поражен, что такой шкаф оправдывается перед коротышкой вроде меня. — Ну да, взбесился из-за собаки. — Тебя-то они тоже чуть не вышвырнули, верно? — Может быть. Но мне было все равно. — Все равно, скажите пожалуйста, — он усмехнулся, повернулся к своим приятелям и крикнул: — Эй, передайте бутылку! К нам прилетела бутылка из-под кока-колы. Арнольд уселся рядом со мной на подлокотник и сказал: — Если бы было все равно, мы не сидели бы в этом автобусе, а птицы летали бы задом наперед, сечешь? Мне сразу вспомнилось, как его приятели считали птиц, влетавших в Австрию, и как ни одна из них не вернулась. — Оставим это, — сказал он. — Ты первый. Он протянул мне бутыль. Я терпеть не могу водку, но таким парням, как Арнольд, не перечат. В том, что касается выпивки, они очень чувствительны. — За здоровье или так просто? — спросил я. — Слыхали? — крикнул он товарищам. — Мальчику нужен повод, чтобы выпить. Такое я здесь слышу впервые. Некоторые смотрели на меня с ухмылкой, будто отлично понимали, что я чувствую. — Думаю, нам есть что обмыть, — сказал Арнольд. Он помолчал секунду, потом, указав назад, сказал: — Пьем за собаку, которая только что пропустила нас в Австрию. 4 Пан Кука оказался прав. Нас, жителей Восточной Европы, на Западе сильнее всего поражает именно то, о чем не пишут в путеводителях. Два часа спустя автобус въехал в Вену, и первое, что бросилось мне в глаза, была невероятная чистота. А я ведь вовсе не помешан на чистоте, как, например, моя мама, которая целыми днями не выпускает тряпку из рук. Просто на улицах ничего не валялось, совсем ничего, — не видно было ни единой бумажной салфетки, даже случайно выпавшей из чьей-нибудь сумки. Казалось, по улицам города только что проехал гигантский пылесос и всосал все, что не успели намертво прикрутить к мостовой. |