Книга Сыновья Ананси, страница 28 – Нил Гейман

– Меня зовут Грэм Коутс, – сказал человек на другом конце провода. – Агентство Грэма Коутса. А бухгалтерию у меня ведет человек по имени Нанси. Чарльз Нанси.

Она записала оба имени. Ни одно ей ни о чем не говорило.

* * *

Толстяк Чарли собирался серьезно поговорить с Пауком, как только тот вернется домой. Он все время прокручивал в голове аргументы и раз за разом выигрывал этот спор, честно и решительно.

Паук, однако, в тот вечер домой не пришел, и Толстяк Чарли в конце концов уснул перед телевизором, посмотрев до середины шумное игровое шоу для сексуально озабоченных полуночников. Кажется, оно называлось «Покажи-ка нам свой зад».

Он проснулся на диване, когда Паук раздвинул шторы.

– Прекрасный день, – сказал Паук.

– Ты! – сказал Толстяк Чарли. – Ты целовался с Рози. Даже не пытайся отрицать.

– Пришлось, – сказал Паук.

– Что значит «пришлось»? Мог бы и не целоваться!

– Она думала, что я это ты.

– Но ты-то знал, что ты – не я. Ты не должен был ее целовать.

– Но если бы я отказался ее поцеловать, она бы подумала, что это ты отказался.

– Но это же был не я!

– Она не знала. Я просто хотел помочь.

– Хотеть помочь, – сказал Толстяк Чарли с дивана, – и целоваться с моей невестой – разные вещи. Мог бы сказать, что у тебя зубы болят.

– Это, – сказал добродетельный Паук, – было бы ложью.

– Но ты и так лгал! Ты притворялся мной.

– Ну, это была бы уж слишком сложносочиненная ложь, – объяснил Паук. – А такие вещи я делаю только тогда, когда ты не в состоянии появиться на работе. Нет, – сказал он, – лгать еще больше я не мог, я бы чувствовал себя отвратительно.

– Зато теперь отвратительно чувствую себя я. Мне пришлось смотреть, как ты с ней целуешься.

– А, – сказал Паук, – но ведь она думала, что целуется с тобой!

– Хватит мне это талдычить!

– Ты должен чувствовать себя польщенным, – сказал Паук. – Хочешь пообедать?

– Конечно не хочу. Который вообще час?

– Самое время, – сказал Паук. – А ты снова опоздал на работу. Даже хорошо, что я тебя больше не покрываю, раз уж такая у тебя благодарность.

– Все в порядке, – сказал Толстяк Чарли. – Мне дали отпуск на две недели. И бонус.

Паук приподнял бровь.

– Послушай, – сказал Толстяк Чарли, чувствуя, что пора переходить ко второму раунду спора, – не то чтобы я пытаюсь от тебя избавиться и вообще, но мне интересно, ты когда собирался уехать?

– Ну, когда я только приехал, – сказал Паук, – я думал, что дольше, чем на день, не задержусь. Ну, может, на два. Встречусь, думаю, с братишкой – и снова в путь. Я человек занятой.

– В общем, ты сегодня уезжаешь.

– Так и я думал! – сказал Паук. – Но потом встретил тебя. И поверить не могу, что мы чуть ли не всю жизнь провели друг без друга, брат.

– Я могу.

– Кровь не водица, – сказал Паук, – а крепче, как говорится.

– Вода не крепкая, – возразил Толстяк Чарли.

– Ну, тогда крепче водки. Или вулканов. Или… или нашатыря. Я к тому, что встретить тебя – ну, это большая удача. Еще вчера мы вообще друг о друге не знали, но это было вчера. Давай сегодня же начнем новое завтра. Оставим вчерашний день позади и выкуем новые узы – узы братства.

– Ты запал на Рози, – сказал Толстяк Чарли.

– Запал, – согласился Паук. – Что будешь делать?

– Делать? Она моя невеста.

– Не переживай. Она же думает, что я это ты.

– Ты перестанешь наконец?!

Паук сложил руки в молитвенном жесте, но облизнулся и тем все испортил.

– Ну, – сказал Толстяк Чарли, – и что ты собираешься делать дальше? Жениться на ней, притворяясь мной?

– Жениться? – Паук замолк и с минуту размышлял. – Какая. Жуткая. Идея.

– Ну, я-то как раз хотел на ней жениться!

– Паук не женится, я не того склада.

– То есть Рози недостаточно хороша для тебя, ты это хочешь сказать?

Паук не ответил. Он вышел из комнаты.

Толстяк Чарли чувствовал, что каким-то образом ведет в счете. Он встал с дивана, подхватил пустые картонные коробки из-под съеденных накануне вечером куриной лапши по-китайски и поджаристых свиных тефтелей и выкинул в ведро. Он прошел в спальню, где снял с себя одежду, в которой спал, но тут же обнаружил, что давно не стирал и ничего чистого у него не осталось, и тогда энергично встряхнул вчерашние шмотки – так что от сорочки отделились несколько отбившихся от основной массы ниток куриной лапши – и снова их надел.

И пошел на кухню.

Паук сидел за кухонным столом и наслаждался большим стейком, которого хватило бы на двоих.

– Где ты это взял? – спросил Толстяк Чарли, хотя и был уверен в том, что уже знает ответ.

– Я спрашивал, хочешь ли ты пообедать, – мягко заметил Паук.

– Где ты взял стейк?

– В холодильнике.

– Этот, – с пафосом сказал Толстяк Чарли, грозя пальцем, как прокурор на процессе по делу об убийстве, – этот стейк был куплен для сегодняшнего ужина. Для сегодняшнего ужина с Рози. Для ужина, который я собирался приготовить. А ты просто сидишь тут как, э, человек, который ест стейк, и, и просто ешь его, и…

– Да ничего страшного, – сказал Паук.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ну, – сказал Паук, – я уже позвонил Рози утром и пригласил ее на ужин в ресторан. Стейк тебе все равно бы не понадобился.

Толстяк Чарли открыл рот. И снова закрыл.

– Уходи! – сказал он.

– Для мужского желания полезно опережать что-то там – то ли хватать, то ли достигать, то ли чего-то там такое – иначе на что еще пригодны небеса? – радостно сообщил Паук с набитым ртом [24] .

– Что это, черт возьми, значит?

– Это значит, что я никуда не уйду. Мне тут нравится. – Он откромсал от стейка большой кусок и уплел его.

– Вон! – сказал Толстяк Чарли, и тут в холле зазвонил телефон.

Толстяк Чарли вздохнул, вышел в холл и поднял трубку.

– Слушаю!