Книга Русский роман, или Жизнь и приключения Джона Половинкина, страница 20 – Павел Басинский

Потом Соколов понял. Стол! Огромный, чуть не полкомнаты занимающий, из лакированного дерева, покрытый зеленым сукном. Таких столов лейтенант не видал в обычных домах, зато насмотрелся в государственных учреждениях. И почему-то всегда чувствовал исходившую от них угрозу. Будто в них хранилось что-то секретное, но именно его, Соколова, касавшееся.

— Гигант! Как ты его в дверь протащил? Стену, что ли, ломал?

— Зачем? — скромно сказал Дима. — Я его собрал. После войны разные бесхозяйственные чиновники списывали и выбрасывали казенную мебель, испорченную немецкими оккупантами. Что-то растащили, что-то пожгли. А этот стол я по частям принес. Он очень удобный. Много книг и тетрадей можно одновременно на нем держать. Карту разложить. Я даже гимнастикой на нем занимаюсь и… сплю иногда.

— Спишь?

— «Что делать?» Чернышевского читали? Как Рахметов на гвоздях спал.

— Ну, Рахметов к пыткам готовился.

— Это лишнее. А вот хорошая осанка для будущего офицера не лишнее.

— Молоток! — похвалил его Максим. Он взял со стола листок, прочитал начало и обомлел.

«Список лиц, в основном несовершеннолетнего возраста, спрятавших в своих домах и на земельных участках, а также прилегающих территориях, взрывоопасные вещества и устройства: порох, динамит, гранаты (в том числе противотанковые), пистолеты различных калибров и патроны к ним немецкого и советского производства».

— Димочка, — говорил обалдевший Соколов, тыча пальцем в несколько мужских фамилий, чьи даты рождения указывали на то, что это далеко не дети. — Ты понимаешь, что этим мужикам светит?

— Это не наша с вами забота.

— Ну хорошо. Но ты уверен в списке?

И тогда Палисадов впервые ухмыльнулся своей фирменной улыбочкой, которая потом всегда коробила Максима Максимыча, — столько в этой улыбке было откровенного презрения к простому человеку.

— Видимо, Аделаида Васильевна недостаточно вам рассказала про меня. Или вы ее плохо слушали.

Он достал из ящика стола и развернул перед Соколовым лист ватмана, на котором с прекрасным знанием картографии были отмечены места взрывоопасных захоронок.

Операцию «Крот» провели за одно утро. Список Палисадова оказался точен на девяносто девять процентов. В областном НКВД, естественно, поинтересовались, откуда у Соколова такой информатор. Соколов рассказал о Палисадове.

— Не понимаю, — задумался допрашивавший его полковник. — Думаешь, мы твоего хлопца не знаем? Но почему он сразу к нам не пошел? Почему Аделаидке не сообщил? Почему к мелкой сошке — уж ты, лейтенант, извини! — вроде тебя обратился?

— Почему? — тоже спросил Максим.

— Вот и я думаю. Непростой парень. Держи с ним ухо востро, лейтенант!

Перейдя на серьезную работу в угро, Соколов вызвал к себе Палисадова и сказал, что в его информаторстве больше не нуждается.

— Почему?

— Потому, Дима, что по нашей работе информаторам не морды бьют. Их режут. А мне тебя жалко. Парень ты смышленый, отличник учебы и тому подобное. Заканчивай школу, послужи в армии и поступай в институт.

— В юридический, — добавил Палисадов.

— Ну, валяй в юридический. Характеристикой мы тебя обеспечим. Молодым везде у нас дорога!

— Максим Максимыч… — замялся Палисадов, и в глазах его сверкнула обида. — За что вы меня не любите?

— С чего ты взял? — смутился Соколов.

— Я чувствую.

Максим вздохнул.

— Не люблю, верно. И тебя, и всю породу вашу барскую. Вы всегда хотите над людьми верховодить. И ради этого на все идете. Уж ты меня прости, сынок!

— Не за что, — сказал Дима. — А вот я вас, Максим Максимыч, наоборот, уважаю. Не догадываетесь, зачем я именно вам тот список подкинул? Без него работать бы вам с малолетками по гроб жизни.

— Ну-ну? — заинтересовался Соколов.

— В вас есть какая-то сила. Я вам даже завидую. Но я ваши возможности знаю. Вы типичный опер. И выше капитана никогда не подниметесь. Извините.

— Не за что. Не всем в генералах ходить. А ты, Дима, будешь генералом?

— Вы в этом сомневаетесь?

— Дай бог нашему теляти волка съесть.

— Напрасно смеетесь. Я обязательно стану генералом. Но сама по себе карьера для меня ничего не значит. Просто не хочу оставаться в этом дерьме.

— Как ты сказал?

— В этом дерьме. Есть другая жизнь! Чистая, красивая! Там люди выглядят иначе. Они даже пахнут по-другому.

— Одеколоном «Красная Москва»?

— Да что вы можете об этом знать!

— Так я, Дима, до Варшавы дошел.

— Ничего вы не знаете! А я знаю! Я это во сне каждую ночь вижу! А проснусь, передо мной стены с клопами! И мамаша стоит надо мной (хотя я ей запретил входить без стука!) и крестит меня, бормочет что-то! Думает, что я сплю. А я не сплю, я притворяюсь. И сам себя за это презираю! Потому что мне стыдно в ее лицо смотреть! Мне ее ударить хочется!

— Дима… — испугался капитан.

— Ударить! Вот так, вот так! — горячечно бормотал Палисадов, размазывая кулаком в воздухе невидимое родное лицо. И тогда Соколов впервые посмотрел на Палисадова с каким-то пониманием…

Пожалел его. И напрасно.

Через семь лет двадцатипятилетний красавец атлет Дмитрий Леонидович Палисадов с блеском закончил Московский юридический институт и показал миру свои крепкие зубы. Он с наглым расчетом женился на некрасивой («страшненькой», как о ней говорили) дочери декана следственного факультета Ирочке Кнорре. Через неделю после свадьбы Ирочка намекнула отцу, что Дима мечтает об аспирантуре. Но Иван Филиппович, невзлюбивший зятя, закусил удила.

— Пусть поступает, — сказал он. — Но не на мой факультет.

— Но папочка!

— Ирочка, ты же знаешь, что мы, Кнорре, юристы в третьем поколении. Начиная с твоего прадеда, Арнольда Кнорре, мы всего в жизни добивались сами. Почему Дима должен начинать иначе?

— Потому что он мой муж!

— Этого недостаточно.

Иван Филиппович понимал, что Палисадов грубо и бессердечно использует его дочь. И все-таки не без участия Кнорре Диме предложили место в районной прокуратуре Подмосковья. Но теперь зять закусил удила, заявив, что отправляется по распределению в родной Малютов. На перроне Курского вокзала Ирочка безутешно рыдала, временами бросая на мужа вопросительные взгляды: может, они все-таки останутся? После отъезда молодых с Иваном Филипповичем случился первый инфаркт.

В Малютове Палисадов быстро дослужился до старшего следователя. Ире Палисадовой тихий сонный городок с неярким по внешности женским населением даже понравился.

Вот только родить Ира почему-то не могла.