Онлайн книга «Мама джан»
|
– Да нас самих чурки достают. – А вы еще спрашиваете меня, от кого вас защищать… От всех, кто топчет Москву! Это наш Город! И мы его хозяева. Если мы не нужны государству, никому не нужны, то мы найдем в себе силы сами себя защитить! В глазах его пылал дерзкий огонь, в лице было столько решимости, что Лера поняла, этот парень быстро приберет к рукам всю их тусовку. А Штык наклонился к пацаненку и ласково спросил, как его зовут. – Шоник, – ответил тот. – Шоник? – переспросил Штык. – Почему Шоник? – Сашка, значит, – засмеялся малой. И Штык засмеялся, а потом твердо сказал: – Так вот, Шоник, больше тебя никто не тронет пальцем. Тем более этот чурка. Не хочу произносить его имя. Говори всем, что ты скинхед. Понял? – Понял, – сказал Шоник. – Я теперь всегда скинхедом буду. Эффектной получилась их первая встреча. А Шамиль действительно вскоре исчез из их двора. Это было дело рук Штыка. С тех пор он начал вести пропаганду и как-то незаметно четыре двора обычных хулиганов стали грозной скин-бригадой «Юго-Восточные Штыки». Первые акции были направлены против цыган. Лера поначалу тайно встречалась с Айной, но национализм все больше окутывал ее сердце. Акции шли все чаще и чаще. И однажды цыганку нашли на чердаке повесившейся. Возбудили уголовное дело по статье «Доведение до самоубийства», но за отсутствием улик и состава преступления дело закрыли. Сегодня ровно четыре года, как не стало Айны. Лера сидела на том самом чердаке и плакала… Такой подруги у нее уже не будет. И никто из бригады, даже Максим, не знал, что она до сих пор помнит эту вечно веселую девчонку… Ведь тогда скины своего добились – похоронив Айну, цыгане навсегда покинули Москву. На следующий день об избиении Алиева стало известно начальству школы. Шеф и завуч вызвали Максима в кабинет. Допрашивала Светлана Олеговна, а директор – спокойный мужчина пятидесяти лет – молча и пристально смотрел на скина: – Да, ногами и по лицу! – вызывающе держался Максим. – Он избил мою девочку, я не мог этого оставить, вы же знаете… – Михаил Алексеевич, не слушайте его! Ему надо было найти повод, чтобы еще раз показать «величие» его расы… Давно пора его исключить! Кстати, и за прогулы тоже. – Этого мы сделать не вправе… Вы же прекрасно понимаете, – шеф беспомощно развел руками. – К тому же инцидент произошел за территорией школы и вне школьное время. Обычная мальчишеская разборка. – Директору явно не хотелось раздувать историю, выносить сор из избы, и он выгораживал Максима. – Нас это, по сути, не касается. А успеваемость у него нормальная, несмотря на прогулы. – Как это – обычная разборка? Форменное избиение! Он фашист, фашист. Поймите же – он фашист!!! – забилась в истерике завуч. – У нас полшколы таких бильярдных шаров. Что же нам теперь всех исключать?! – снисходительно ответил директор – Да я – фашист! – Максим резко вскочил со стула. – Когда какой-то хач избивает и грабит русскую, а тем более Девушку, это че? Средство выживания для бедных, так вы это назовете? А когда я – русский, отомстил по принципу «око за око»… Это фашизм? Я даже любому русскому ебало набью, если он ее тронет! И мои взгляды на мир тут ни при чем!.. – Во-первых, не матерись. А во-вторых, лучше мы поговорим с матерью. На собрании. – Свободен, Свинцов, – поспешно сказал директор. Максим, закрывая за собой дверь, услышал слова директора: «Я бы точно так же поступил… При чем тут фашизм? Вы всегда сильно преувеличиваете по поводу наших учеников». В коридоре его ждала Лера: – Ну как? – Как обычно. Отшил я Олеговну по полной… – Молодец. Ты у меня самый лучший, – она нежно поцеловала его в губы. – Проводишь меня? – Конечно, пойдем. Улица наполнилась маем. Солнце плавилось в центре безоблачного неба, ослепляя тех, кого не накрывали кроны деревьев. Люди возвращались с работы, кто-то спешил на вечерние смены. Гремели трамваи, шумели автомобили, шелестели листья, кричали рекламщики, молодежь тусовалась допоздна, иногда между группировками вспыхивали разборки и тогда слышались удары дубинок и звон цепей во дворах. Все это рождало музыку Улиц, которую так любила Лера. Да! Она не могла жить без этой музыки. Иногда, даже специально выходила из дома, чтобы одной пройтись и послушать. Эти звуки придавали ей уверенность, но в тоже время она как бы отрешалась от мира. Сейчас с ней рядом Макс – ее любимый парень и проверенный соратник, они держались за руки, она чувствовала его пульс и оттого теперь жизнь воспринималась ею как желанная реальность. – Собрание сегодня, – сказала Лера, – Евгеша сказала, что если матери не будет, то из школы выпрут. – А если будет, то тебя из дома выпрут. – Не выпрут. Для матери главное образование, а не поведение. – Так она пойдет? – Придется сказать. Они дошли до подъезда – Слушай, Лер, поможешь мне сегодня? – Конечно, а в чем? – Ну, к нам в район парнишка переехал, тоже скин. Ты его познакомишь с нашими, лады? – Лады, а ты че не сможешь? – Да, я сегодня на дачу рассаду повезу бабке. – Ок! Познакомлю. – Пасибо, милая. Ну, тогда пока. Вечером напишу. – Они поцеловались. Лера поднялась в квартиру. Дверь открыла мать. – Привет, мам. Сегодня в школе родительское собрание. Просили явиться. Деньги возьми, за охрану и уборку. – Ладно. Гулять пойдешь, купи фарш – котлеты сделаю. После собрания я пойду к тете Нине – ненадолго. Деньги на зеркале. – Не вопрос, куплю. Закрыв за матерью дверь, Лера взяла гитару. Играла она не очень, зато у нее был красивый голос: В подворотне кто-то громко свистнул, ха-ха! Мама, я не буду металлисткой, ха-ха! Мама, рокершей не буду, анархистов позабуду, Стану скингерлою и нацисткой, ха-ха! Мама, я свастику люблю! Мама, я наколки наколю, На предплечье правом – Гитлер, на спине, бля, крест фашистский. Будем отнимать мы у богатых ха-ха! Закончив петь, она распахнула окно и пошла на кухню. Хотелось чаю. Замок на двери щелкнул – пришел дед. – Валерия, привет. – Здорово, ты че так упился вчера? – Да ла-адно! – Че ладно? Расческу с телефонной трубкой перепутал, мешок мусорный в раковину поставил… – Правда? – Кривда! А еще взял второй том Ленина и с балкона, как с трибуны, во всю глотку цитировал! |