Онлайн книга «Серпантин»
|
Что было изображено на том стенде, Линецкий уже не помнил... Зато он хорошо помнил, что незадолго до приезда американцев в их институт пришёл человек в гражданском, с военной выправкой... Ему в помощники дали несколько младших научных сотрудников, в том числе его — Линецкого, и они очистили здание от всех плакатов, досок почёта, стендов, лозунгов... Когда в вестибюле снимали доску с фотографиями ветеранов и надписью «Они сражались за Родину», вахтёрша не выдержала, покинула свой пост у турникета и схватила человека в гражданском за рукав: «А их-то за что?» Человек на мгновение задумался, взялся было за радиотелефон... Но через секунду сам принял решение: «Снимать!» — и махнул рукой... Сняли, убрали, содрали, всю наглядку, включая, конечно же, большой стенд на металлических ножках, за которым несколько лет прятались Мигулин с Линецким... И они после этого перестали общаться. Тупик коридора, впрочем, оставался тёмным, неоновая лампа перегорела... И несколько раз Линецкий замечал там Мигулина... Он не думал к нему подходить, но... Заметив, что фигурка Мигулина поднимается вверх, подошёл ближе и увидел, что инженер Мигулин... ползёт вверх по стенам — упираясь руками и ногами в две противоположные... Коридор в этом месте был очень узким, и Мигулин смог подняться до самого потолка... И там висел — как на распорках... Прямо как геккон, или там... таракан... Ну и что — такая гимнастика, — тихо буркнул Линецкий, — почему бы и нет... Видел он инженера в тупике и задумавшимся с листком бумаги... Играл ли тот в буквы — теперь уже сам с собой — или обдумывал техзадание — Линецкий не мог теперь уже сказать с полной уверенностью... Так или иначе, в сознании Линецкого Мигулин навсегда остался жителем тупика на восьмом этаже... «Кажется, Мага — из „Игры в классики“ — надеялась по клетке, которую она соорудила из брошюрок по эзотерике, добраться до неба... Но её оттуда вызволил главный герой... А кто же Мигулина вызволил? Мы, впрочем, находимся в другой игре... Ну и что... Мигулин зато умеет ползать по стенам... Квадрат пристани, люди-буквы, игра в классики по-испански — это „небо и земля“... Интересно, во что он теперь играет?» — думал Линецкий... А потом в его перегретой голове уже просто мелькали картинки... На одной из них Мигулин вручал ему в тупике коридора очередную ксерокопию речей бхагавана... Или отрывки Бхагавадгиты... Том Кастанеды... Стенографию камланий в Якутии... Или «Книгу Войнич» — самую таинственную книгу на Земле... В «оригинальной расшифровке» некоего Камаева... Да мало ли что ещё... На другой картинке Мигулин полз сразу по двум стенам, упираясь в них руками и ногами... И вдруг попадал на какие-то рельсы... А в руках у него были... Такие бруски — как у безногих... Или нет — точильные колёсики... И он взмывал по этим рельсам в небо — как на русских горках, — высекая искры... А потом уже стоял на квадрате пристани с хрустальным черепом в руках... «Вай и Най сидели на трубе, — шептал Линецкий, — Шалтай-Болтай свалился во сне... Что осталось?» Накануне его так разбросало по ночному ландшафту... Что туфли он не смог найти и по сей день... Их поглотили морщины... Похожей на кожу слона породы... Очнулся он под утро, когда туман переползал с моря на берег... Обмыл в море раны и пошёл босиком на набережную — пить кофе... По дороге он вспоминал о другом своём падении... Вернувшись из Сочи в посёлок, они с вечным — теперь в его памяти — студентом Степанычем пошли в ресторан «Кавказский курень»... Потому что у Степаныча как раз был день рожденья, а у Линецкого — за несколько дней до того... В общем, решили отметить совместно, взяв с собой ещё двух приятелей, с которыми познакомились в посёлке... Ресторан был расположен прямо над пропастью, на стене Мамедова ущелья... Вместо столиков были пенёчки, всё было очень живописно, лампочки, гирлянды висели на деревьях... И танцплощадка — тоже как бы огромный такой пень... Линецкий быстро опьянел и, когда они пошли к танцплощадке, сказал: «Друзья, давайте погуляем!» — и с этими словами переступил низкую — сантиметров тридцать — оградку и... исчез. Ступая туда, он думал, что это тень от дерева. Но это оказалась пропасть Мамедова ущелья — в которую он и ухнул — со свистом... Степаныч потом сказал, что у него волосы встали дыбом два раза. Первый раз, когда Линецкий со словами «А пойдём погуляем!» шагнул прямо в пропасть... И второй раз — когда через минуту оттуда показалось его лицо... Было так: он встрял ногой в одно из наклонно росших на стене ущелья деревьев... Пролетев метров пять-шесть, не больше. После чего выкарабкался — цепляясь за камни и корни... Он повредил правую ногу и по дороге назад прыгал на левой, держась руками за шею Степаныча и кого-то ещё... Перед этим он долго сидел один за пеньком на пеньке, глядя на звёзды... Чувствуя, как правая нога наполняется болью... К нему подошла женщина — сейчас по дороге вдоль того же моря, но в другой посёлок, и после другого падения, Линецкому казалось, что женщина, тем не менее, накануне была та же самая... что и двадцать пять лет назад... Она подошла к его пеньку и сказала: — А чего это ты один сидишь? А приятели чего друг с другом танцуют? Голубые, что ли? — Да нет, — сказал Линецкий, — у меня просто нога болит. — Пойдём, — сказал она и крепко взяла его за руку, — потанцуем... Заодно и посмотрим, что у тебя там с ногой... Линецкий заупрямился, и женщина уселась за пенёк... Стульями служили тоже пеньки, только маленькие... — Так что случилось? — спросила она. — Я упал, — сказал Линецкий. — Куда? — Вон туда, — он показал рукой. — Что, совсем ебанутый? Зачем ты туда полез? — Я не знал, что там пропасть. — А что же это было по-твоему? — Тень от дерева, — сказал Линецкий, и женщина расхохоталась... И сейчас — через двадцать пять лет — у него стоял в ушах её жуткий хохот... — На самом деле, — сказал Линецкий. — Вы не верите? — А чего это ты со мной на вы? — сказала она... И потащила Линецкого танцевать... Через минуту, когда он стал громко стонать и едва не упал, она махнула на него рукой и, шатаясь, пошла дальше и сразу растворилась в темноте... Ну и что? Он сказал ей правду — он думал, что там тень... Степаныч вот... Который, правда, знал его немножко лучше — тот сразу поверил... |