Онлайн книга «Антиглянец»
|
– А как он, как у него… Где он? – В такой же камере, как и вы. И очень беспокоится о вашем самочувствии. У вас жалобы есть? Доктор может быть вызван к вам по вашему требованию. – Доктора не надо. Я не болею пока… Вдруг я вспомнила. Мама! Родители уже ищут меня. – Вы знаете, я домой не позвонила. Хотела по мобильному, но они не дали. А офицера просить – ну, что он будет говорить? Вы могли бы позвонить моим родителям, сообщить, что я… Где я… Что говорить маме, что я арестована? – Только вы не говорите, где я. Скажите, что самолет задерживается, что у меня телефон сел и вы мой знакомый. Или что другим рейсом полечу, что места не было. – Голубушка, вы уверены? Может, лучше правду? – Какую правду, что я сижу в тюрьме?! – Алена Валерьевна, мы предпринимаем все усилия, чтобы вопрос был решен в кратчайшие сроки, у господина Канторовича серьезная международная репутация, Консульство российское работает… Но сейчас очень неудачный момент, учитывая известный инцидент в Куршевеле. МВД Франции очень ожесточено против русских. Я говорил Александру Борисовичу, что момент очень неудачный. Поэтому я бы рекомендовал проинформировать ваших родственников о реальном положении дел… – Нет. Давайте активизируем версию с билетами, – буду врать до победного. – Ваше решение. У вас еще есть ко мне вопросы? – Так меня… осудят или?.. Или что? – Я юрист и не люблю предположений. До ознакомления с делом не хочу давать прогнозы. А вы сейчас спите и не думайте ни о чем. Да, и еще – Александр Борисович просил вам передать, что он очень сожалеет о том, что испортил вам поездку. И благодарит вас за помощь. Он сказал, что единственный плюс, что это потом пригодится лучшей журналистке Москвы для книги… Вы книгу пишете? – Пока нет. – Он сказал – записывайте или запоминайте… Толстой, наследник великой русской лит-ры, откланялся, унося с собой номер телефона моих родителей. Я прокручивала в голове полученные сведения. Мысли гуляли по траектории маятника – от сцены с судом до счастливого избавления. Еще я думала о том, что сказал граф Толстой напоследок. Привет от подельника – так это называется? Мне стало теплее от этих слов, которые донеслись до меня через стены и железные решетки, я представляла, как он сидит там на такой же точно койке, смотрит в окно и думает… А вот не надо было отмечать сорок лет, говорят же – плохая примета! Двери темницы отворились через пять часов. Сначала принесли туфли и телефон. Потом меня вывели в коридор, и я увидела его. – Алена… Ты жива? – А ты? Всклокоченная голова, помятые рэпперские штаны. Если бы я не знала, кто он, приняла бы его за арабского нелегала. И глаза немного другие – исчезла жесткость, уступив место… даже не знаю… какой-то робости, что ли? Он сидел на лавочке. В наручниках. Рядом с ним – здоровенный детина восточноевропейского пролетарского вида. Лавка напротив была занята несколькими арестантами. Да тут у них конвейер! Меня посадили на свободное место рядом с Сашей. Полицейский открыл ключом замок наручников и пристегнул меня к нему. Странная смесь чувств – ужас от несвободы и унижения и ощущение привязанности, соединения, железного союза. Мне, пожалуй, нравилось, что меня пристегнули к нему. Наручники были холодными… Мы так и сидели, скованные одной цепью. – Ну что, понимаешь теперь, что значит связаться с олигархом? – сказал он, поднимая руку вверх и потянув за собой мою. – Вижу. – Союз меча и орала. Это же вериги, кандалы. Вот так, да? Приковала меня к себе? – Кто кого еще! Слушай, а что теперь будет – суд, тюрьма, Сибирь? Надо было сказать что-то проникновенное. Но в голову ничего не лезло. Было уже весело, на проникновенное не тянуло. – Ага, суд, тюрьма, Антиб. – Я серьезно. Зачем нас вызвали? Опять допрос? – Я была рада, сама не зная чему. Да вот ему, например. Как мало мне теперь надо. Полицейский, карауливший нас, почему-то не препятствовал нашему разговору. – Думаю, что решили все. Иначе до утра бы с тобой чалились. На шконке. – Ага, у параши. – Госпожа Борисова, да вы, голубушка, не сидели ли? У вас блатные выражения! – Уже сижу, вместе с вами между прочим! По делу Канторовича прохожу. – Типун тебе… В Москву приедем, я тебя на радио «Шансон» устрою, будешь делать передачу про застенки мирового империализма. Отсидка в районе Лазурного Берега. Как я сидела в Ницце – представляешь, рейтинг какой будет? Будут тебе в прямой эфир звонить: приезжайте к нам на Колыму, рудники золотые посмотрите, тату вам сделаем… Кстати, у нас там есть рудники, у «Интер-Инвеста», – он смеялся, почти как раньше, только глаза были серьезные. – Нет, уж лучше вы к нам… Нас подняли со скамейки и завели в кабинет, в котором утром проводили очную ставку. Как быстро я насобачилась в уголовной лексике – удивительное дело. В кабинете нас ждали адвокат, гражданин начальник Лаваль и еще несколько человек. Мы так и вошли – гуськом, в цепях. Толстой что-то сказал Лавалю – конвоир поковырял в замке, и цепь распалась. Мы потирали запястья. Лаваль что-то зачитал по бумажке. Толстой перевел: – Господин Канторович Александр Борисович, имеющий статус свидетеля-ассистента по делу о совершении ДТП с автомобилем Bentley Continental GTC, произошедшем в 4.40 утра в департаменте Приморские Альпы, регион Лазурный Берег… освобождается под залог… и обязуется принимать участие в следственных мероприятиях, направленных на установление причин и обстоятельств инцидента, оставаясь во Франции до особого решения органов юстиции… Из сложных предложений и формулировок ясно было, что его выпускают. А меня? – Борисова Алена Валерьевна освобождается… и обязуется принимать участие в мероприятиях, направленных на расследование инцидента по запросу органов юстиции и прибыть в случае необходимости… Органы дознания не препятствуют выезду мадемуазель Борисовой на родину… Свободна! Свободна! Подписав какие-то бумаги – целый ворох, – мы вышли из кабинета. Стояли в коридоре и медлили. Я и он. Из ступора нас вывел Толстой: – Александр Борисович, Алена, проходите. Все, можно… Мы вышли на улицу. Было уже совсем темно и тихо. Возле конторы стояло несколько полицейских машин. И поодаль – его «Ауди». – Поздравляю, господа. Александр Борисович, Алена, – Толстой пожимал нам руки. – Для госпожи Борисовой, надеюсь, все закончилось. Может быть, будет еще вызов – но думаю, такое развитие ситуации маловероятно. Александр Борисович, с вами есть еще продолжение… |