
Онлайн книга «Антиглянец»
На диване под бежевым пледом лежала девушка, я видела только волосы – длинные белые ведерниковские локоны. На столе стояла полупустая бутылка коньяка. Я огляделась. Картины, длинный белый диван напротив, стулья – пластик а-ля Филипп Старк, металл, стекло, гладкие черные поверхности консолей. В этом больничном минимализме был особенно заметен беспорядок. Никогда я не любила такие интерьеры, холодные и беспощадные к проявлениям человеческих слабостей. Вещи валялись повсюду. Сумки, туфли. Пиджаки. Галстуки. То же самое неряшливое впечатление производил, наверное, и мой номер. Только там не было роскошного минимализма, а была бедность скромной гостиницы «две звезды», со старыми продавленными диванчиками на каркасах, сваренных из железных трубок. Моя вилла для бюджетного туриста, а здесь – дорогая холодная роскошь. Девушка не двигалась. – Настя! Настя, просыпайся, вставай! Он подошел к дивану, я осталась стоять у входа. Он присел рядом. Потряс ее за плечо. Она что-то промычала. – Настя, вставай, пора! Я приехал. Она дернулась. Повернула голову. Я увидела… Что с ее лицом? Но рассмотреть не смогла. Настя бросилась ему на шею, обняла, зарыдала, уткнувшись в его плечо. Я отвернулась. – Ну, девочка, перестань, все в порядке будет. Тихо, тихо… Я все понимаю. Все сейчас будет хорошо… Доктор был? – Сашенька, ты не представляешь… Что со мной теперь будет? Был доктор, сказал, что надо операцию делать. А я… – Она снова зарыдала. – Алена, воды дай! Вон там, в баре, бутылки посмотри, – он указал на комод из блестящего черного дерева. Я нашла и стаканы и воду. – А кто это? Ты с кем? Мне нельзя, чтобы меня видели! Ты не понимаешь, что ли, Канторович?! Я, наконец, разглядела ее. Лицо Ведерниковой напоминало жуткую маску – нос перетянут повязкой, она шла от уха до уха. На бинте – запекшаяся кровь. На лбу – тоже повязка. Я протянула стакан Насте. Она даже не пошевелилась. Саша взял стакан и подал ей. Из его рук Ведерникова взяла. – Успокойся. Сейчас вы с Аленой вместе в Москву полетите. – А ты разве не отвезешь меня? – Я не могу, Настенька, никак не получится. Я к Аркаше сейчас должен ехать. Он в больнице. Но все в порядке с ним будет, я надеюсь. – В больнице? Значит, все нормально с ним? Саш, там же врачей полно, если он уже в больнице, а со мной ничего не ясно. Доктор сказал, что операция нужна пластическая, а у меня эфиры, я в истерике, ты слышишь?! Я не могу одна там… Тебя не будет, Аркаши не будет! Что мне на работе говорить? Я не могу одна лететь, разве это не понятно?! – Девочка, я не смогу в любом случае. Ты соберись сейчас с силами. Клинику найдем, пока вы долетите. Поняла меня? Сейчас собирайся, мы с Аленой тебе поможем. – Я не могу при чужих. Пусть она внизу подождет! Я смотрела на Канторовича. Он взглянул на меня. И смутился, кажется. – Хорошо. Успокаивайся и вставай потихоньку. Голова не кружится? Какой он предупредительный с ней. Мне такой заботы не досталось. Ну правильно, женщина-друг не то что женщина-ромашка. Прекрасный нежный цветок, съ…бавшийся с места аварии, растение, спасенное мной от дерьма, которым удобрили бы его во французской полиции. А мне что – мне можно. Он помог ей сесть. – Подожди, сейчас я Алену провожу. Он повел меня вниз по лестнице. Включил свет. Усадил в гостиной за большой стол. – Выпьешь? Вино, водка, коньяк, виски, джин еще есть. – Давай коньяк. Он налил мне и оставил бутылку открытой. – Черт, а я даже выпить не могу! Ты не обращай внимания на нее. Она девка неплохая, но истеричная. Ее можно понять. – Разумеется. – Ты о чем? – Так, не о чем. – Алена, только сейчас не начинай! Если вы еще будете друг с другом отношения выяснять… Помоги мне ее отправить, очень прошу! Опять тебя прошу, но у меня нет выхода. Твой должник буду по всем статьям. Как друга прошу. Потом выставишь мне счет. Ты же понимаешь все, а она дурочка. – Да, я друг. – Вот видишь… Ладно, Аленушка, посиди здесь, сейчас я ее выволоку. Он ушел. Я осталась думать. Пила. В голове прояснялось. Я начинала понимать, что все это значит. И не могла избавиться от ощущения гадливости, которое вызвала у меня та комната наверху. Я должна была, по идее, сочувствовать и жалеть, но не получалось. Беспорядок, какой-то жалкий бедлам, как будто здесь происходила оргия. Туфли, платья, пиджаки… Пиджаки?! Как же я сразу не поняла? Это же его вещи. И ее. Они живут здесь вместе. В его доме. Вилла на Лазурном Берегу. Культ стопроцентной роскоши – как там пишут, в моем журнале? И он привез меня сюда… После того, что было несколько часов назад. Поэтому и сказал мне, что я друг. Поэтому просил меня не говорить о ней в полиции. Он не боялся, что меня арестуют и не выпустят, что я буду сидеть в вонючей камере, он думал только о Насте. Правильно, она девушка из фамильного питомника, а мне ничего не будет – я же стойкая, как придорожная крапива. Теперь я повезу Настю в Москву. Я пила коньяк и не пьянела. Хотя с утра ничего не ела. А если бы я была не друг, а девушка из питомника, он бы что-нибудь предложил. Диетическое. Чем там их кормят, богинь? Когда он спустился вниз, я дошла уже до половины бутылки. – Девочка моя, ты не слишком быстро бежишь? Сел рядом. – Сейчас она спустится. – Слушай, а почему тут нет никого? – А кто должен быть? – Ну садовники, горничные, прислуга же есть? – А… Да отпустили всех. Чтобы без свидетелей. Слушай, о чем ты думаешь? Ужас, как с вами, с девками, тяжело… Послушай, Алена, меня! Сейчас вы полетите на вертолете в Ниццу. Там сядете в самолет. Он готов уже. Я поеду на машине сразу в больницу. Прошу тебя очень, как только сядете в Москве – ты мне звонишь. Я скажу, куда ее везти. Я слушала автоматически, не вникая, и разглядывала его. Он успел переодеться. Свитер, джинсы, рубашка. Моей одежды, купленной мной на мои деньги, на нем не было. Это последнее доказательство того, что я права. У меня оставался последний шанс – может, это дом Аркадия, может, там наверху вещи Волкова, мало ли бывает совпадений? Теперь, когда он сидел передо мной, окончательно изобличенный, все было ясно. Он живет здесь с ней и мне раздает задания. – Главная задача – чтобы никаких репортеров, прессы. Фотографов – не дай бог! Она ничего не соображает. Ты берешь ее и тащишь. Морду ей закрой чем-нибудь – капюшон, платок – все равно. Машина будет ждать. Моя машина, ты помнишь ее. Алена, ты слушаешь меня? Я кивнула. – Все запомнила? |