Книга Капитан. Наследник империи, страница 18 – Виктор Дубчек

— Вот это полезно, — сказал сударь капитан, выплёвывая веточку, которой изволил ковырять в зубах во время беседы. — Самое то для диверсионной работы. И что, полное шумоподавление? И огнестрел можно заколдобить… заколдовать?

— Нет же, сударь капитан, вовсе нет, — поморщился принц. — Мыслимо ли представить себе эльфа, который в лесу, — в своей родной стихии! — не услыхал бы приближения челове…

— Сидим очень спокойно, — произнёс почти над самым его ухом весёлый мужской голос, — и тогда все останутся живы. Покамест.

За спинами окаменевших сотрапезников хищно и сладко гудели тетивы изготовленных к выстрелу тяжёлых имперских луков.

Вот так, капитан. Эльфы-то ладно: они по жизни… эльфы. Но ты-то с чего разлопоушился? Там смерть два раза миновал — решил, здесь она тебя не достанет?

А, может, и достала.

Может, та граната… Кави-то так и не сумел объяснить, с какого перепугу их обоих вышвырнуло в эту… Вишву, что ли. Вдруг всё это, вот это вот всё — просто предсмертный бред? А на самом деле валяешься ты в подмосковном лесочке, на сырой осенней земле, и майор Рябышев, сука полицайская, попинывает сапогом твой без малого трупик.

С удовольствием попинывает… как вот эти вот пинали.

Капитан покосился на конвоиров. Били слабо, без души. Его. А вот эльфов…

То ли конкретно Кави слишком звонко принцесс целует, то ли у них тут вообще эльфы вроде русских в РФ — третий сорт, а месили ушастых знатно. И связали куда строже, и раздели до самых до трусов, вернее, набедренных таких обмоток-тряпочек, вроде как у сумоистов. На взгляд капитана — лучше б вовсе нагишом, чем такое носить.

А ему самому оставили и штаны, и куртку, и, — хоть стой хоть падай, — пистолет. Правильно: не нож, не меч, не лук — вынули из накладного кармана, покрутили в руках, да и сунули обратно.

Лихие парни эти гвардейцы. У себя в роте — гонял бы цуциков, от стеночки до стеночки.

Кстати, сильно убеждало: огнестрел здесь действительно не известен. Человек, знакомый хотя бы с примитивнейшим кремневым пистолетом, назначение «макарова» распознал бы наверняка и сразу.

«Калаш», правда, отобрали, — как и снайперку у Кави, — сейчас с автоматом возился сам Содара.

Принц лениво восседал на коне, накинув поводья на луку седла и управляя одними ногами. Выглядел он от силы лет на двадцать, но капитан уже знал, что здесь это вполне приличный возраст. Опять же — наследник, Лорд-Хранитель. Что бы этот титул ни означал.

Принц поймал взгляд Немца и всё с тем же ленивым видом придержал коня, чтобы телега с пленными успела его догнать.

А чует.

Правильно: и выжидал момента, когда капитан будет готов и расположен к разговору.

Толковый офицерик-то. И что полевого допроса не закатил — тоже в его пользу: дуриком врагов повсюду не ищет, отношений портить не желает, к садизму не склонен…

— Капитан, — утвердительным тоном сказал Содара, поравнявшись с телегой.

— Капитан, — согласился Немец, примечая, с каким тщательно скрываемым недоумением принц разглядывает его одежду.

— Варта не воюет с Пачимом.

Ага. Что ж за «Пачим» такой?

Соседняя страна? Если с Вартой не воюет — нехудо быть оттуда.

А если наоборот?.. А тогда, капитан, это принц тебя ловит.

Думай, капитан, думай. Майором тебе, ясно, не бывать — а думать-то всё равно надо.

Кави, подлец такой, не успел дать вводную. Ну как тут воевать-то?

— Не воюет, — согласился Немец.

Секундная задержка от внимания Содары не укрылась. Неизвестно, к каким он там выводам пришёл, но подъехал ещё ближе, поправил массивный меч на поясе, а свободной рукой приподнял автомат. Принц держал «стопятку» правильно, за рукоять, и Немца эта правильность совсем не порадовала.

— Это оружие, — сказал Содара. — Что это?

— Оружие, — с удивительной для него самого рассудительностью ответил капитан. В другой ситуации, конечно, как-нибудь отшутился бы… да вот что-то не тянуло на шутки.

— На шутки потянуло? — грозно привставая в седле, спросил Лорд-Хранитель. Для такого молодого и не слишком тучного мужчинки багровел он что-то больно легко.

За спиной тоненько хихикнул, но тут же снова застонал избитый гвардейцами эльфёнок.

— Ты человек, — тут же успокаиваясь, сообщил Содара. — Что ты делал в компании мятежников?

— Карбонарии, — невинным тоном произнёс капитан, — налетели сподвижники. В чёрных плащах. Бросили в густую рожь.

Играл он, конечно, опасно. Зато ему было весело.

Главное — когда весело, а, капитан?

Хотя… да нет, ничем он особо-то не рисковал. Сразу не убили, стругать не начали — глядишь, обойдётся. Заодно столицу здешнюю осмотрим.

Да и не чувствовал он в Содаре этом никакой такой враждебности. Бдительность — это да, это святое. Сам бы ведь примерно так и действовал.

Что они там про суд-то говорили?

Помнится, Кави из аналогичной ситуации выкрутился… а он-то вообще один был. И не этот кабанеро нынешний, а тот, мелкий ещё эльфёнок.

Повернуться?.. нет. Помочь мальчишке он не сможет, а привлекать внимание конвоиров незачем. Зато Кави-старший рядом — чуть глаза скоси.

Немец напряг и снова расслабил кисти. Верёвка рыхлая. Связали тоже так себе, на общий узел.

Он мысленно усмехнулся: освободиться — раз плюнуть. Повернуть ладони, правую кисть поверх левой, упереться большим пальцем…

Кави-старший поднял синее лицо, слабо покачал головой: не надо.

— Не бойся, человек, — тихонько произнёс за спиной голос Кави-младшего, — тебе ничего не будет, ты же человек…

— А ну! отр-родье… - прорычал один из конвоиров.

— Спокойно, — сказал Содара, и за телегой сразу сделалось спокойно, — привал.

Капитан, сколько мог, распрямился. С вершины холма, где располагался на ночлег маленький караван, хорошо было видно реку.

Конные дошли бы за пару часов, с повозками — ещё примерно день пути.

— День — эта много, — с неприятным ленивым намёком проговорил ражий гвардеец. — Всякое случиться может.

— Всякое, — согласился Немец.

Голос сударя капитана звучал более чем спокойно, и теперь Кави уже в какой-то мере даже сожалел, что не позволил человеку оказать сопротивление гвардейцам Содары. Столь замечательно умелый и опытный воин, да ещё с чудесным оружием…

Впрочем, себе самому Кави лгать не сумел бы: в действительности, его покорность при захвате объяснялась безусловным нежеланием причинять вред законной власти Варты; а именно Содара, как ни суди, ныне олицетворяет сию власть.