Онлайн книга «Imperium»
|
Время уходит… уползает… Я – величайшая личность в Европе. Нет, я скромен, застенчив. Кто? Я?… Время… время… Бегом, все бегом – пусть все бегут – от дверей к моему столу – каждую секунду – бой за каждую секунду! Ой-йй… как болит живот!… Прошло… Наро-од… Стадо! Глупое, грязное стадо! Они должны верить! и подчиняться! Надо только не забыть дать им хлеба и зрелищ. Поразить их воображение – вот то, то самое! Я люблю театр. Да! Великий человек, которого предали друзья: Наполеон, Цезарь, Кавур-Тсс-сс… О Нероне ни слова. – Тсс-сс… Тайна… Тайна… Рим Муссолини – Новый Рим – я величайший зодчий Рима – я – его разрушитель – я превзойду Нерона! Тайна… Тайна… Ой-й… Я побежал… Пыль… Земля иссыхает в пыль. Тлен. Сапог легионера зацепил жука… Гигантская смерть удалилась. Я остался один… одиннн… Жук – то, что от него осталось – забился, забился!… Он замер. Я одиннн… одиннн… Он забился. И замер. Муравей вернулся. Их было много. Ма-енькие черненькие многоточия живо кружились и бежали; возвра-ались; уходили; множество черных точек, мелькающих, уносящих частичку – каждый. Маленькие черные собаки. Черная скорлупа – внушительная и пустая – там больше ничего не было. Солнце садилось. Красное. Сухая земля была пуста. Трещины, наполненные пустотой. Никого. ____________________ Как стол, мой стол, в кабинете! ____________________ Муссолини погладил огромную ступню своей будущей статуи. Ступня была больше его в несколько раз. Это – я!… Это – тоже я… Он заплакал, чтобы никто-никто, никто не видел. Недаром ему говорили, что он похож на Лойолу. Великий иезуит. Ну! Что он написал? «Бога нет!» Я написал это? Какая разница! Фашизм – вне условностей. Кто смеется? Кто? А! Смех от дьявола, и истинно верующие не станут улыбаться, разве что с горьким сарказмом. Ступня холодила. Дуче поежился. – Счастливая мать, – он опять с трепетом прикоснулся к ступне самого себя, то есть своей статуи, но это его ступня – без сомнения! – величие, истинное величие. Он топнул. Взвилась и осела пыль. – Все – пыль передо мной… Он произнес это про себя, с горечью. Что там Данте! Ха-ха… Никаких улыбок! С выпяченной челюстью, топоча по пыли, дуче удалился. ____________________ Обезьяны сидели в клетках. Некоторые бессмысленно метались за тяжелыми решетками. Визжащий крик резал уши. Человеческие глаза, опороченные мехом? В клетку! Обезьяны. Прыгать! Визжать! Воля судеб… Что это?… Все остальные там – мечутся. И лишь избранные… ____________________ Что-то стучало: тик-так, тик-так… Серый дождь; туман; грязь… Все рушилось. Огромный стол сошел с места… Сошел… Лаковая поверхность поцарапана. Изо рта хозяина стекла полоска слюны – руки дрожали – он не заметил императора – ему было все равно – ему было плохо – капли пота падали на стол – запах был неприятный, гнилой – кто-то умирал… Император молчал, хотя ему хотелось сказать: – Ты что? обезьяна? Ты уже даже не зеленый, а темно-серый. Как покойник. И воняешь. Ты что, сдыхаешь?… В потной тишине серый голос дуче бессильно прошептал: – Онии… не любят… даже… ненавидят меня… И я их тоже. ____________________ Зеркало было новым. Зеркало не лгало. Он выздоровел. Дуче не был зеленым, желтым или серым – но все равно было плохо… так плохо!… – Я выздоровел. Я. Выздоровел. Я? Да-да! Я! Я! Я… ____________________ Врач диктатора проглотил успокоительное, но легче ему не стало. Белый халат пах крахмалом и вонью дуче, но как сказать, как? как сказать об абсолютной потере им сил и способности соображать? Муссолини – идиот? У него болезнь. Он болен. У него идиотия. Стало быть, он – идиот. Халат скрипел, белоснежно сверкая; это было торжественно и официально, но все портили пятна подмышками и запахи: трусливый пот врача и кислая гниль пациента. В остальном, все было стерильно. ____________________ Огромные белые ступени уходили в небо. Что там ждет? Белое и синее, сине-белое. Что если поставить зеркала? много зеркал… Актер на сцене – зрители там и… А в зеркалах: зрители – это артисты? Нет, артисты станут зрителями – для чего зеркала? Прозрачные, чистые, отражающие. Зачем нужна власть?… Какой интересный вопрос! Эй, вы все!!! Полюбите меня – я так хочу понравиться!… Легионы убедят всех. Эти все. Они… Но… Меня любят. Меня любят просто так. Я… Да, вот та странная зеленая обезьянка с выпяченной челюстью. Как там?… О-оо… Тебя повесили вверх ногами, мартышка… Сколько мух! Эта битва проиграна. А я тебе говори-ил!… Теперь я один-ннн. Н-нн. Ны-нн… Цезарь в своем величии – один. Н-нн. Не… ро-о…Ха – я их всех обману – я сыграю лучшую роль… А вот какую?… Когда начнут… я вспомню… я вспомню свои слова. ____________________ Раненые лежали под открытым небом. Ярко-синее небо и сверкающее солнце; безжалостные в своем совершенстве, ослепительно холодные и равнодушные, царили, над стонами. Кровь текла из ран… Ее пытались остановить повязками. Мухи кружили стаями – их привлекал этот запах, сладкий и приторный. Они летали, летали, летали… Кровь сочилась сквозь повязки. Изумительная красная кровь. Черные, рыжие, пегие собаки кругами ходили около раненых. Ноздри их раздувались, уши стояли торчком – запах! божественный запах! Вот рыжий пес с острой мордой, похожий на лисицу… шакала!., подполз и влажным красно-черным языком стал облизывать рану… Рыжая шерсть… белые острые зубы… запекшаяся кровь… язык! язык, лижущий язык!… глаза, отороченные мехом… красно-черный язык!!!… Император закричал! его раны лизали собаки!!!., его ра!., никого не было… не было! не было… хх… хх-х… х… Он дышал тяжело… весь был мокрый – собаки… собаки… Тишина заполнила дворец. Тишина залила все до крыши. Звук замер. Мокрый, он лежал, и сердце билось, как сумасшедшее – он видел свою рану и влажный красно-черный язык, и белую пузырящуюся слюну, капающую… капающую… ____________________ Меч был широкий, острый, крепкий. Римский меч. Лезвие было заточено. Император… нет, уже не император… Nero… Он положил меч на землю… Пыль… пыль… Ну, и что? Он сыграл! В театре он сыграл и… Будет потом еще роль. А пока… ЗЕМЛИ РОДНОЙ ЛИХАЯ СКВЕРНА – ТЫ Какая память! Я! Какой я актер – вот я – прорицатель! А?! Еще. Еще. ПОДДЕЛЬНЫЙ СЫН МОЕГО ОТЦА Которого?… Я помню смерть… плохие артисты и их не пригласили |