Книга Покой и не снится, страница 31 – Марина Серова

Я ждала. Когда она закончила умываться и повернулась ко мне, это была уже совсем другая женщина. Не то чтобы она стала некрасивой, нет. Просто в ней появился живой человек. Исчезли надменность, холодность.

Она утерлась полотенцем и снова заняла свое место в кресле.

— Что я должна думать? — повторила она свой вопрос.

— Может, ты подозреваешь кого, — пояснила я, — или что-то где-то слышала, или видела, имеющее отношение к данному делу? Ну, в общем, — призналась я, — мне нужно хоть как-то пролить свет на эту загадку. Сможешь помочь?

— Не знаю. Сейчас постараюсь что-нибудь вспомнить, — даже голос у Венской изменился. Он стал мягче.

— Постарайся.

Ее раздумья длились несколько минут. Я даже успела заскучать.

— Вспомнила! — радостно сообщила Людмила, и глаза ее просияли от счастья.

— Что вспомнила?

— Однажды, недели две тому назад, я стала случайной свидетельницей одной сцены у нас в клинике.

Я замерла в напряжении.

— Между Александром Михайловичем и доктором Алябьевым, — продолжала она. — Я как раз собиралась зайти в кабинет. И вдруг слышу голоса. Они очень громко разговаривали. Я бы даже сказала, кричали друг на друга. И Саша кричал, и Антон кричал. В общем, спор разгорелся яростный.

— О чем спорили?

— Начала спора я не слышала, — призналась Венская. — А потом Алябьев стал яростно нападать на Сашу. Он буквально бесился от гнева. Кричал, что Александр Михайлович зажимает талантливых врачей, что, не будь его, наша клиника могла бы стать самой престижной в городе.

— А что Решетников на это?

— Он назвал Алябьева недоумком. И пообещал похлопотать о его переводе в другую клинику. Еще он сказал, что сделает все возможное, чтобы Антона вообще лишили практики.

— Вот как? Круто, — оценила я.

— Да, — Венская помолчала и продолжила: — И тогда Алябьев произнес такую фразу: «В таком случае можешь смело считать, что ты не жилец на этом свете». Да, так и сказал. Обратился к Саше на «ты», чего раньше никогда не было, и открыто пригрозил ему.

— А Решетников?

— Вспылил и рявкнул: «Пошел вон отсюда, щенок!» И Антон ушел, едва не сбив меня с ног в дверях.

Это было интересно.

— А дальше?

— Дальше Саша никак не мог успокоиться, — сообщила Людмила, старательно переживая в памяти события того дня. — Даже выпил на работе. И все ругал Алябьева на чем свет стоит.

— Больше ничего такого у вас в клинике не повторялось?

— Не знаю, — Венская вздохнула. — Я слышала только этот разговор. А больше ничего.

— Ладно, — я встала с кресла. — У меня к тебе просьба, Людочка.

— Какая?

— Не уходи сегодня никуда до конца рабочего дня.

— Я никогда так не поступаю, — обиделась она.

— Молодец! — похвалила я и направилась к двери.

— Женя! — окликнула она меня.

— Что? — я обернулась от самого порога.

— Чуть не забыла. Вчера приезжал Шубин. Спрашивал про тебя. Ты вроде с его ребятами чего-то там не поделила.

— Было дело, — скромно подтвердила я. — И что он?

— Просил передать, что уши тебе надерет при первой возможности, — улыбнувшись, сказала она.

— Спасибо, что поставила в известность, — поблагодарила я и вышла из кабинета.

Шубина не опасаюсь. Искренне хотелось надеяться, что он не тот человек, который станет связываться с девушкой по-настоящему. А ежели вдруг и пойдет на такую пакость, я всегда смогу дать ему отпор. Мне не привыкать.

Сейчас меня куда больше интересовал другой человек. Антон Алябьев.

Вот на поиски его я и отправилась. До утреннего обхода оставалось полчаса, а значит, он вполне мог быть в ординаторской.

Я не ошиблась. Вежливо постучавшись и дождавшись разрешения войти, открыла дверь ординаторской и сразу увидела Антона. Он сидел у окна с задумчивым видом и не принимал никакого участия в разговорах своих коллег. Помимо него, тут находились еще четыре врача.

— Доктор, можно вас на секундочку? — улыбнувшись, попросила я, встретившись глазами с Алябьевым.

Он пожал плечами, встал и, извинившись перед своими товарищами по работе, вышел в коридор.

— Чего тебе? — не очень вежливо обратился ко мне Алябьев, закрывая за собой дверь.

— Мне надо поговорить с тобой, — сухо произнесла я.

— О чем?

— Не о чем, а о ком, — поправила его я. — О моем дяде.

— Я не желаю, — уперся Антон.

— Я желаю.

— Ты вся в него, — высказался он.

— Может быть, ты и прав. Родня, что поделаешь. Так мы поговорим?

— Это бессмысленно.

— Напротив, в этом есть огромный смысл, — я чувствовала, что он начинает ломаться.

— Ладно, говори.

— Не здесь.

Он мрачно посмотрел на меня исподлобья.

— Ты не будешь снова заставлять меня целовать себе ноги?

— Не буду, — рассмеялась я.

— Тогда пойдем туда же, что и в прошлый раз, — предложил он.

— Нет, я предлагаю спуститься в буфет. Там беседа пойдет более принужденно. И никаких соблазнов в виде кроватей и босых ступней.

— У меня через двадцать минут обход, — напомнил Алябьев.

— Успеешь, — беспечно бросила я. — А если и опоздаешь, ничего не случится. Главврача сегодня не будет.

С этими словами я развернулась и пошла в сторону лестницы. Оборачиваться не сочла нужным. Антон и так пойдет за мной, я в этом ни капельки не сомневалась.

Спустилась на первый этаж. Он плелся следом с видом быка, идущего на бойню.

Буфет в этот ранний час был пустынен. Врачи и медперсонал еще не успели проголодаться. Мы с Алябьевым уселись за один из столиков и взяли по чашке кофе.

— Почему сегодня не будет главврача? — задал он вопрос, которым наверняка мучился всю дорогу со второго на первый этаж.

— Благодаря твоим молитвам, — туманно ответила я.

— То есть?

— Что то есть? Ты же хотел, чтобы его не стало? Или нет?

— Хотел, — честно признался он. — Решетников что, умер?

— Почему ты так решил? Ты что-нибудь знаешь или принимал в этом непосредственное участие?

Вопрос был задан в лоб. Алябьев не ожидал такого. Во всяком случае, от меня. Но тем не менее собрался он быстро и ответил мне так же прямо:

— Я не прикладывал к этому руку, но была б возможность, приложил бы.