Онлайн книга «Комендантский час»
|
— Ты какого роду-племени? Из какой бредешь сторонушки? Стоило бы обидеться, право слово. И выдать какой-нибудь симметричный ответ. Жаль, ничего остроумного в голову не приходит. А с другой стороны, нам не дано предугадать, чем наше слово отзовется: я-то пошучу, а что услышит толстуха? Вот-вот. Нет, лучше вести себя адекватно и на вопросы отвечать безыскусно и по существу. О чем речь шла? Место рождения и адрес регистрации. Так это мы запросто. Это мы лег… Противно ощущать, как по спине течет струйка холодного пота. Особенно если причина страха проста и тупа до идиотизма. Я ведь не могу ответить. Я не знаю, что говорить. — Сорняки все такие молчаливые? Или тебе повезло добыть особо редкий экземпляр, Рихе? Да, я бы, наверное, тоже сейчас веселился от души. Если бы был зрителем, а не участником. — И почему мы не можем поболтать с ним, как заведено между цивилизованными людьми? Имейся у меня тот пресловутый «второй контур», беседа явно была бы уже в самом разгаре. Правда, сомневаюсь, что добровольная. В конце концов, если вспомнить формы и методы действий моей родной земной цивилизации… — Думаю, это всего лишь робость, моя королева. Перед несомненным величием ваших величеств. Корсар, значит? Он сделал вид, что лизнул. Она — что проглотила. И никто никому не поверил. — Пощипать ему листочки? — Как пожелаете, моя королева. Однако… — Ты снова начинаешь слишком сложно думать. — Он может чего-то стоить. — Не слишком многого. — И все же, моя королева. Невыгодно портить товар до того, как он попадет на прилавок. О, меня подняли в статусе до предмета купли-продажи? Так и загордиться недолго. И я бы с радостью рассказал, кто может захотеть меня приобрести, но… Черт, даже имени блондина не знаю! И блондинки — тоже. Есть, конечно, еще Лёлик, Болек и Жорик, вот только они решений не принимают и принимать не станут. Есть база, о которой мне известно вроде бы многое, но только не где и как ее искать. Карт никаких ни разу в глаза не видел. Названий планет не слышал. На какой номер звонить при пожаре, понятия не имею. Аут. Полный. Если не сказать хуже. — Ты чересчур заботлив, Рихе. Глаз на него положил? Уж не знаю, что там на кого покладено, но мужик и бровью не повел. Ни одной. — Моя королева всегда весьма изысканно шутит. — Мы не ревнуем. Нас удивляет твоя щепетильность. А вдруг душа у него такая? Добрая? — Боль сожмет разум еще сильнее, а это дурно отразится на информации. Понятно. Только бизнес, ничего личного. Выжать все до капельки, а потом выгодно толкнуть еще и жмых, вот в чем состоит главное жизненное кредо мужика с осьминогом. — Есть другой способ развязывать языки. — Мы не хотим знать какой, — хихикнула толстуха, — мы хотим видеть результат. — Как прикажете, моя королева. Мужик плавно переместился с того места, где стоял, мне за спину, и я почувствовал на шее что-то холодно-жгучее. Прикасалось к коже оно недолго, всего пару секунд, а потом убралось восвояси, оставив после себя легкое покалывание. Местный аналог «сыворотки правды»? Если резать и колоть меня никто не собирается, вполне ожидаемая альтернатива. И через энное количество времени я начну метать словами, аки бисером. Ага, перед свиньями. Перед одной безобразно толстой, заплывшей жиром и извалявшейся на клумбе сви… — Где ты родился? Какая ему разница? Что это решает? Точка на карте, только и всего. Где родился, там и пригодился — говорит народ. Говорил. Раньше. Давным-давно, когда переезд из одного города в другой становился целым кругосветным путешествием. Сейчас все не так, все проще и обыденнее. Она сегодня тут, а завтра будет в Осло… Нет, Осло — это чужое. Чужбина. — Где ты родился? А и правда, где? Название ускользает. Зато память подсовывает охапку всего остального, казалось, благополучно забытого. Как любила говорить бабушка? — В городе, которого нет. Переименовали. В который раз подряд. Через год или два, как я появился на свет. Память осталась лишь в документах. — В колыбели трех революций. Лихорадило его всегда знатно. Может, потому что с самого начала был экспериментом? Лабораторией. Полигоном. Моделью, чуткой к любым влияниям. — В северной столице. Но и это уже в прошлом. Где-то далеко-далеко, запорошенное пылью. Имперские амбиции могут возникнуть только у того, кто чувствует себя гражданином империи. Провинциальные чинуши, правдами и неправдами прокладывающие себе дорогу наверх, не думают о величии. Все начинается с детства. Все начинается с места. Наверное, потому меня и спрашивают о… — Твоя семья велика? Семья-то большая, да два человека всего мужиков-то… Нет, это не про меня. Давно уже не про меня. Отец. Было ли в нем вообще хоть что-то отцовское? Мы не сидели с удочками на берегу реки. Не гоняли мяч во дворе. Не гуляли по набережной и не разглядывали хищные контуры кораблей. Он вечно витал в словах. Своих, чужих, только что написанных и похороненных в архивах. Но он никогда не бывал одинок: жена разделяла каждую минуту его жизни. Идеальная пара. Самодостаточная. Не нуждающаяся ни в чем, кроме друг друга. Семья, говоришь? — Ее нет. Я ничего особого тогда не почувствовал. Да и потом тоже. Даже удивления. Авария, и все. Водитель заснул за рулем. Двадцать два пассажира погибли почти мгновенно. Обычное дело, в новостях и то не сообщали. — У меня никого нет. Камень на кладбище. Камень стены крематория. Понятно, что это должно было произойти, рано или поздно. Слава богу, между преждевременной гибелью родителей и закономерной кончиной бабушки успело пройти несколько лет, иначе меня бы разорвало на части. А так… притерпелся. — Я совсем один. Наверное, это плохо. Но может быть, и хорошо — тоже? Не нужно тревожиться. Не нужно заботиться. Вокруг пусто? Зато свободно. Просторно. Как в детстве, когда любая лужайка казалась огромным миром. Лужайка? Она ведь совсем рядом, зеленая и цветная. Достаточно протянуть руку. И да, лучше протянуть и пощупать, потому что перед глазами всё плывет. Тонкие нежные лепестки. Пушистые. Совсем как у… — Ромашка-ромашка, дай погадаю? |