Книга Москва слезам не верит, страница 102 – Валентин Черных

Вечером Гога не позвонил. Утром Катерина уехала на комбинат. После пяти она была уже дома. Она поставила телефон рядом с собою. Гога позвонил ровно в семь вечера.

– Где ты? – спросила Катерина. – Я к тебе приеду.

– Я звоню из автомата рядом с твоим домом.

– Поднимайся быстрее!

Катерине казалось, что время остановилось. Наконец она услышала шум поднимающегося лифта. Лифт остановился на ее этаже. Но в дверь не звонили. Наверное, соседи, подумала она, и тут раздался звонок. Катерина распахнула дверь. Гога вошел с поднятыми руками. В одной сверток, перевязанный шелковой лентой, в другой большой букет астр.

Катерина обняла его и целовала, целовала, целовала, а он так и стоял с поднятыми руками. Катерина отпрянула, увидела его нелепую позу, рассмеялась, взяла цветы, сверток.

– Это вам с Александрой, – сказал Гога.

– Есть хочешь? У меня все готово.

– Хочу. – Гога снял свою кожаную куртку, повесил ее.

Катерина отметила белизну рубашки, она даже почувствовала запах крахмала. Ботинки сверкали, на брюках безукоризненная складка, ремень из хорошей кожи.

– Сполосну руки, – сказал Гога.

Катерина бросилась за свежим полотенцем, и, когда он закончил мытье рук, она с поклоном подала полотенце.

Гога покосился на нераскрытый сверток, и Катерина поняла, что ему очень хочется, чтобы она развернула его.

– Я сейчас, – заспешила Катерина. – Очень хочется посмотреть, – и начала развязывать ленту. В свертке было два футляра: один побольше, другой поменьше.

– Это тебе, – Гога показал на футляр побольше.

Катерина открыла футляр. На черном бархате лежало янтарное ожерелье.

– Изумительно! – произнесла она. – Я никогда такого не видела.

– Авторская работа, – сообщил Гога.

– Потрясающая работа! Такое могла подобрать только женщина.

– Извини, художник – мужчина. К сожалению, лучшие творцы, портные и ювелиры – всегда мужчины.

Катерина открыла второй футляр. Это тоже было янтарное ожерелье, но из шлифованного янтаря.

– Я сволочь, – призналась Катерина. – Мне нравятся оба.

– Ты можешь выбирать. Но когда я был в мастерской художника, то попросил его подобрать для молодой женщины и для юной.

– Я, конечно, юная?

– Ты юная, молодая, красивая, умная.

Катерина обняла его, поцеловала, но он не отпускал ее:

– Когда придет Александра?

– После восьми обещала.

Гога посмотрел на часы.

– У нас есть время, – прошептала ему на ухо Катерина.

Он поднял ее на руки и внес в комнату.

Уходя на работу, Катерина застелила чистое белье и не стала складывать тахту, в последние дни тахта то с трудом раскладывалась, то с трудом складывалась. Гога, увидев тахту, процитировал:

Постель была расстелена,

И ты была растеряна…

– Нисколько. Это про других. – Катерина сбросила платье.

Он смотрел, как она раздевается, и она не стеснялась его. Катерина легла, закрыла глаза и забыла про все.

Они уже лежали рядом, приходя в себя, когда Катерина услышала шум и стук двери лифта.

– Это может быть Александра! – Катерина вскочила, набросила платье, свернула белье, попыталась сложить тахту.

Она не складывалась. Гога успел одеться и стал ей помогать. Тахта не складывалась.

Тогда он с силой рванул ее, что-то хрустнуло, и тахта сложилась.

– Сломал, – прошептала Катерина.

– Сам сломал, сам и починю, – так же шепотом ответил Гога.

Они сели на тахту. Катерина слышала, как открылась дверь квартиры.

– Мать? Ты дома? – спросила Александра.

– Я дома. Георгий Иванович приехал.

Они сидели на тахте, Катерина бросилась к телевизору, включила его.

– Заходи, – позвала Катерина. – Мы с Георгием Ивановичем телевизор смотрим. – Но, к ее ужасу, на экране возникла сетка настройки.

– Со мной Никита. Я его провожу и скоро вернусь.

Они прислушались – в передней явно шла перебранка.

– Меня не надо провожать, – возражал юношеский, еще ломкий голос.

– Нет, надо! Я поеду с тобой.

– Никуда ты не поедешь! Пропусти меня, – требовал юноша. – Не пропустишь, я применю силу.

– Пожалуй, требуется мое вмешательство, – сказал Гога и вышел в переднюю, где стоял невысокий, худой парнишка, недавний школьник.

– Это Никита, – представила его Александра.

– Георгий Иванович, – представился Гога и спросил: – Куда едем?

– Никуда, – отрезала Александра.

– Правильно, – ответил Гога. – Уже поздно. Поедешь завтра.

– До свидания, Георгий Иванович.

Никита направился к двери, но Гога его перехватил:

– Подожди пять минут в кухне, пока я ее изолирую, – подтолкнул Никиту на кухню и закрыл за ним дверь.

– Я поеду с тобой, – сказал он Александре, – только объясни, в чем дело?

– Его бьют, – выговорила Александра.

– За что?

– За меня.

– Объясни коротко и внятно.

– Я раньше дружила с Валеркой Копыловым. Даже и не дружила, так, несколько раз целовались, а потом в меня влюбился Никита.

– А ты?

– И я тоже. Я его очень сильно люблю. Так теперь Копылов с ребятами его бьют. Подкарауливают, всячески издеваются, требуют, чтобы он от меня отказался.

– А он?

– Он не отказывается. Ходит с синяками.

– Молодец! Ты думаешь, его и сегодня подкараулят?

– Обязательно. Они видели, что он меня поехал провожать. Их пятеро. Все ребята здоровые. Я хотела в милицию сообщить. Мама запретила, говорит: не вмешивайся, сами разберутся. А как разобраться? Он один, а их пятеро.

– Значит, и он должен взять четверых, чтобы и их было пятеро.

– Их боятся все.

– А ты с Копыловым этим объяснилась?

– Конечно. Я сказала, что не люблю его и никогда не любила. А они все равно подкарауливают Никиту. Пятеро на одного. Это подло!

– Ну, пятерых мы сразу не найдем. Но я, Васек…

– Васек – это хорошо, – обрадовалась Александра. – Он такой здоровый!

– Никита, – перечислял Гога. – Уже трое…

– Я, – предложила Александра.

– И ты, конечно, – согласился Гога. – Но ты у нас будешь в резерве главного командования.