Онлайн книга «Моя подруга всегда против»
|
Впервые после рождения Джонатана мы наслаждались свободой ссориться по иным поводам. Мы давненько не практиковались в ссорах на лыжне, но на удивление легко обрели прежнюю форму. Уже на подъемнике мне почудилось, что мы отсюда никуда и не уезжали. – Убери свои лыжи! Я сейчас вывалюсь. – Я лишь уравновешиваю крен, который ты создаешь. Прекрати высовываться. – Я не высовываюсь, просто отодвигаюсь от твоих лыж. – Нет, ты… следи за палками! Если ты меня перевернешь, клянусь, я убью тебя. – Держи свои лыжи вместе, черт возьми. Мне тесно. – Смотри, мы уже наверху, выходи… выходи… Да уходи же с дороги! Меня захлестнули эксгумированные воспоминания. Здесь, в горах, время будто потекло вспять и перенесло меня в ту эпоху, когда мы с Урсулой жили в Германии – в крохотной квартирке в крохотном поселке на Рейне. Нас перфорировали комары (точнее, одного меня, Урсулу они не кусали – боялись), за нормальным хлебом приходилось таскаться за сотни миль. В те дни мы орали друг на друга на фоне потрясающих пейзажей, да и легкие у нас были моложе и сильнее. – Поехали. – Урсула оглянулась на меня, опираясь на лыжные палки. – По-моему, надо перебраться во-он туда. – Нет, спустимся прямо здесь. – Но это экстремальный склон. – Ну и что? – Если я съеду по такому, костей не соберу. – А ты попробуй. Когда вконец замучаешься, сбрось лыжи – докатишься на заднице. – Я понял, к чему ты клонишь. Думаешь, не понял? Лыжи – единственное, в чем ты меня превосходишь, поэтому решила поизгаляться. – Нам дня не хватит на перечисление того, в чем я тебя превосхожу. Я лучше тебя даже в том, в чем ты тренировался дольше и прилежнее всего, – в мастурбации. У меня явно лучше получается, иначе бы ты не просил тебе помочь. – Хорошо залепила… Улыбайся, улыбайся. Здесь холодно, улыбка примерзнет к твоим губам, и их придется раздвигать стамеской. – Слушай, на тот склон идти неинтересно. Там полно новичков, родителей с детьми, слепых, хромых, загипсованных и дряхлых. – Я не говорил тебе, что в лыжном костюме твой зад кажется невероятно массивным? Так мы дискутировали несколько дней кряду. Обычно Урсула соглашалась перейти на склон попроще, чтобы «подобрать меня, если поскользнусь», но жажда романтики и острых ощущений (из-за которых она, кстати, согласилась жить со мной) взяла свое и выманила ее на экстремальный склон. Катаясь среди детсадовской ребятни и неуклюжих визгливых баб среднего возраста, прибывших из графства Кент, я наблюдал, как Урсула утирает мне нос, поднимаясь наверх к экстремальному склону на пару с каким-то густо загорелым чуваком, рядом с которым меркли даже герои Олимпиад. Урсула непрерывно смеялась и картинно трясла гривой. – Это еще кто? – спросил я, небрежно кивнув в сторону придурка в зеркальных очках и с модной небритостью, помахавшего Урсуле, когда они разъехались в разные стороны в конце трассы. – Да так, лыжник, с которым я вместе ехала на подъемнике. – Лыжник, говоришь? – Его зовут Бернт. Он доктор, у него своя практика в Базеле, каждые полгода берет отпуск – горные лыжи, скалолазание, сплав по горным рекам и все такое. – Кажется, я созрел, чтобы спуститься с тобой по экстремальной трассе. – Я не настаиваю. – Нет, я должен. Площадка на выходе из подъемника была усеяна людьми, неподвижно взиравшими вниз на трассу. Я присоединился к толпе, все мы молча думали одно: «Это – пиздец!» Спуск скорее напоминал отвесный обрыв, стиравший разницу между горными лыжами и прыжками с парашютом. – Ух ты! Посмотри, какой вид! – воскликнула Урсула, указав на ломаные линии гор, гряда за грядой сплетавших сверкающий ковер шириною от нас до самой бесконечности. – Да-а, – протянул я, видя перед собой только место своей скорой кончины. – Теперь я понимаю, почему люди говорят, что в горах человек ближе к Богу. Нагнувшись, я покрепче затянул застежки на ботинках – так затягивают жгут при переломе. – Готов? – Урсула пританцовывала на месте от нетерпения. – Сейчас. Прошло минуты две-три. Брови Урсулы удивленно выползли из-под очков. – Сейчас-сейчас, – повторил я. И еще крепче застегнул ботинки. – Езжай первым, чтобы, если что случится, я вовремя заметила. – Хорошо. – Давай. – Хорошо. – Ну давай уже. – Поеду. Не гони. Я как раз собирался, а ты меня отвлекаешь. – Ладно, молчу. Я набрал полные легкие воздуха, выпустил его медленно-медленно, сложив губы трубочкой. Урсула кашлянула. – Все, пора. Минуту-другую я собирался с мыслями. – Все, пора. По-ра. Пора-а-а… Эй, видишь того мужика внизу?.. Он вроде машет руками. Сигнал, наверное, подает, что трасса закрыта. – Нет, он просто другу машет. – Уверена? – Может, тебе лучше спуститься на фуникулере? – Еще чего. Не говори ерунды. – Просто предложила. – Итак, пора. По-ра. По… Что-то не похоже. Так друзьям не машут. – Я начинаю замерзать. – Ладно-ладно, сейчас поеду. Я постучал лыжами о грунт, сбивая снег. Главное, настроиться на позитив. Настроиться на позитив, и все будет отлично. Я обернулся к Урсуле: – Передай детям, что я их люблю. – И оттолкнулся. Спустя две секунды я уже несся вниз со скоростью восемьсот миль в час. Хлесткий ветер рычал в ушах и бил по лицу, сковывая кожу холодом. А я продолжал набирать скорость, лыжи начали вибрировать. Ноги не дрожали, они просто одеревенели от ужаса. Вот от такой же вибрации в прежние времена разваливались самолеты, приближаясь к звуковому барьеру. Впереди кто-то выпендривался, делая зигзаги. Лыжник мотался туда-сюда прямо у меня под носом. – С дороги! – крикнул я по-немецки. Встречный ветер затолкал слова мне обратно в глотку, но рисковать, сворачивая в сторону, я не решился, поэтому оставалось только орать. Тут из-за моего правого плеча вынырнула Урсула. – У-у-у-х! – пропела она, подняв руки в воздух. – Отвали на хрен! – пролаял я, стараясь сохранить позу враскоряку, будто на толчке сидел. – Что? – переспросила она, подъезжая ближе. – Отвали на хер! Отвали-и-и! – Не слышу! – От… аи! – Я налетел на пригорки, на которых асы отрабатывают технику и которые Пэл пролетает кувырком, ломая колени, спину и жалобно вскрикивая. |