Книга Oh, Boy!, страница 25 – Мари-Од Мюрай

Он так гордился братом, что разложил работы на самом видном месте — чтобы весь персонал мог полюбоваться.

— Ты представляешь? — начал Барт, усевшись. — У меня теперь дружок американец. Он мормон. Думаю, дело идет к тому, что мы поженимся и народим кучу маленьких мормончиков. У них цель такая — плодиться и размножаться. А еще, знаешь, кто плодится и размножается? Моя соседка сверху…

Бартельми был единственным, кто не обращал никакого внимания на состояние Симеона и мог битый час рассказывать ему всякие глупости. Это слегка опьяняло и очень успокаивало.

— Расскажи, как там сестры, — попросил Симеон.

— Ах да! С ними проблема, — вспомнил Барт. — Я обещал привести их повидаться с тобой.

— Запрещено, — с сожалением сказал Симеон.

Барт надул губы. Запретами его было не удивить.

— Погоди, вот потолкую с Жоффре.

Как только представился случай, Барт ухватил Жоффре за ворот халата. Молодой врач силился убедить себя, что Бартельми просто смешон, но на самом деле ему было очень не по себе рядом с ним.

— Нет-нет, — отбивался он. — Пять и восемь лет — нет, никак нельзя.

— Да ладно, ну будь лапочкой, — упрашивал Барт, разглаживая ворот его халата. — Всего на пять минут. Они хотят видеть Симеона. Посмотрят, и все. Мойвуазен и не узнает, мы потихоньку. Мария согласилась покараулить в коридоре. Если появится Мойвуазен, она будет насвистывать «Братца Якова». Она здорово свистит, я слышал. Я бы предпочел, чтобы она свистела «Отец нашел мне муженька», но она эту песню не знает.

Жоффре отмахивался от Барта, повторяя: «Нет, нет», и голова у него шла кругом.

— Пять минут. Ну на пять минут-то можно, а? Лучше всего часов в шесть, когда кончается время посещений. Спасибо, Жоффре.

— Нет, я же…

— Я тебя отблагодарю как-нибудь. Кстати, если любишь тапенаду, ты только скажи. У меня ее полный холодильник.

Прежде чем покинуть клинику, Барт приоткрыл дверь 117-й палаты.

— Договорился, — небрежно бросил он.

В клинику Сент-Антуан девочки входили в радостном возбуждении. Словно они шли в гости на день рождения. Венеция нарядилась в ярко-розовое, а-ля Барби. Она нарисовала Симеону три сердца. Моргана купила любимые пирожные брата. Барт объяснил им, что есть один доктор, профессор Мойвуазен, у которого аллергия на маленьких девочек, и надо не попасться ему на глаза. И на каждом шагу, завидев очередного человека в белом халате, девочки хихикали:

— Это он? Это он?

На самом деле Барту было не до смеха, потому что профессор Мойвуазен внушал ему прямо-таки панический страх. У него было такое ощущение, что судьба всех Морлеванов находится в руках этого человека. Наверное, из-за того, что это он лечил Симеона.

В коридоре девочек поджидали санитарка Мария и медсестра Эвелина.

— Ой, какая лапочка! — умилилась Мария при виде Венеции. — Ну прямо ваша копия, Барт.

— Лапочка, лапочка, — подтвердил Барт. — Ну хорошо. Вы, Мария, стойте здесь. Эвелина — в другом конце коридора. Эвелина, вы умеете свистеть «Отец нашел мне муженька»? Нет? Ну ничего. Пошли, девочки!

Он подтолкнул сестер к двери с номером 117 и с замиранием сердца вошел вслед за ними. Первым побуждением Венеции и Морганы было броситься брату на шею, но их пригвоздил к месту даже не приказ Барта: «Никаких поцелуев!» — а вид безвольно лежащего на кровати Симеона.

— Почему тебя привязали? — негодующе вскричала Венеция.

Симеон оглянулся на Барта.

— Ты им ничего не объяснил?

— А чего объяснять? — удивился тот.

Барту и в голову не приходило, что вид изможденного, лежащего под капельницей брата может испугать девочек. Симеон быстро расставил все по местам:

— По этой трубочке течет лекарство. Оно поступает мне прямо в кровь, потому что у меня болезнь крови.

— Оно ее очищает? — сообразила Моргана.

— Вот именно, — улыбнулся Симеон. — Но очистка крови — дело очень утомительное.

— А, вот почему ты лежишь, — сделала вывод Венеция.

Несмотря на объяснение, девочки были подавлены. Больничный запах, пугающая худоба Симеона, какая-то печаль, витающая надо всем… Барт так и стоял у приоткрытой двери, словно часовой.

— Ты не сядешь? — спросил младший брат, испугавшись, что Барт сейчас уйдет.

— Нет, нет. Вдруг не услышу, когда Мария засвистит «Братца Якова».

Симеон уставился на брата, не уверенный, что правильно понял.

— Это сигнал, если придет Твойвуазен, у которого аллергия на маленьких девочек, — объяснила ему Венеция. — Мария не знает «Отец нашел мне муженька». А я знаю. Хочешь, я ее научу?

Симеон уже стал специалистом по разоблачению Барта.

— Ты меня обманул? Тебе не разрешили привести девочек?

— Не то чтобы не разрешили… Но вот же они, Симеон. У нас всего несколько минут. Девочки, что-нибудь важное имеете сказать Симеону?

— Я тебя люблю в три сердца! — закричала Венеция.

Она протянула брату рисунок, изображающий Зорро. Симеон закрыл глаза. Чувствовать, что тебя любят, было почти больно.

— Симеон, — послышался дрожащий, очень несчастный голосок, — я получила ноль.

— Ох нет, Моргана, — запротестовал Барт, — не надо опять об этом!

— Нет, надо, — заупрямилась Моргана. — Я получила ноль.

— За что? — спросил Симеон.

— За средневековую фортификацию, — призналась Моргана.

— Это очень трудная тема, — утешил ее Бартельми. — Я часто получал нули за средневековую фортификацию.

Но девочка ждала вердикта Симеона.

— Ты должна быть первой по всем предметам, — напомнил ей брат.

— Да, — сказала Моргана, неотрывно глядя ему в глаза.

— Ни одной оценки ниже девяти, никогда. Поняла?

— Поняла.

Казалось, у нее с души свалилась огромная тяжесть. Чего нельзя было сказать о Барте, которому то и дело чудились первые такты «Братца Якова». С каждой минутой его страх возрастал в геометрической прогрессии.

— Ну все, девочки, пойдем!

— Уже? — закричали сестренки.

В отчаянном порыве души, слишком редко дающей себе волю, Моргана опустилась на колени и поцеловала правую руку Симеона, своей второй половинки. Но тут до Барта совершенно отчетливо донесся «Братец Яков». Профессор Мойвуазен иногда по вечерам обходил палаты своих пациентов, прощаясь с ними на ночь. К несчастью, Барт не успел определить, справа или слева прозвучал сигнал, и не знал, с какой стороны путь к отступлению свободен. Он приоткрыл дверь чуть пошире. Oh, boy! Профессор Мойвуазен был уже совсем близко. Вид у него был усталый и недовольный. Он взялся было за ручку двери напротив, словно собирался войти в 118-ю палату. Потом передумал, пересек коридор и открыл дверь 117-й. Барт попятился, сестры прижались к нему. Венеция даже зарылась лицом в куртку брата, как страус, прячущий голову в песок.