Онлайн книга «Доизвинялся»
|
– Что? Давай же, скажи. – Передо мной извиняется. – Я немного смущен, вот и все. – Тебе нечего смущаться. День выдался тяжелый. Ты вымотался. Это у нас первый раз… Ну, почти первый, и… – Все равно извини. – На самом деле даже сексуально. – Что именно? – Ты. Твои извинения. – Сексуально? – Верховный Извиняющийся извиняется – в этом есть что-то сексуальное. – Слово «извини» тебе правда кажется сексуальным? – Еще как! Повтори. – Извини. – Прошепчи мне на ухо. – Извини. – М-м. Еще. Выдохни мне в шею. – Извини. – Еще раз попробовать хочешь? – Если опять не получится, я перед тобой больше извиняться не буду. – Я бы и не просила. – Честное слово? – Заткнись и обними меня. Глава двадцать пятая
Отец умер, когда я спал, и как только проснулся, то по тишине сразу понял, что его больше нет. В доме умирающего не бывает тихо, даже глубокой ночью. Всегда кто-нибудь говорит приглушенным голосом за закрытой дверью или беспокойно звякает чайной ложечкой по чашке на кухне. В то утро, когда умер отец, ничего такого не было, и о случившемся я догадался задолго до того, как спустился вниз и нашел мать одну за кухонным столом. По сей день, просыпаясь в тишине, я иногда испытываю давящую боль утраты. Я опять превращаюсь в ребенка; тишина раз за разом напоминает мне, что папа умер, и я боюсь, что между нами осталось что-то незаконченное или недоговоренное, но не могу вспомнить, что именно. Потом я слышу дурацкое бормотание чужого радио за стеной или фоновый саунд-трек птичьего пения, и начинается день. Я не доверяю тишине. В устланной толстым ковром спальне «Уилларда» в Вашингтоне, округ Колумбия, я лишь на секунду-другую вспомнил отца, сонно недоумевая, где же нахожусь, а потом в дорогостоящей (полторы тысячи долларов за сутки) тишине раздалось приглушенное гудение многих голосов. Дженни рядом со мной спала. Я потихоньку выскользнул из кровати и надел халат, который был мне мал (в гостиницах они всегда не подходят: рукава слишком коротки). В гостиной я попытался посмотреть, что происходит на улице внизу, но окно не открывалась, и мы были слишком высоко, чтобы увидеть хоть что-то, не высовываясь. – Что это за шум? – зевая, спросила Дженни. Она стояла в дверях, завернувшись в простыню, ее длинные волосы разметались по плечам. – Понятия не имею. Какая-то демонстрация. Отсюда не видно. Она снова зевнула. – Пошлю Фрэнки или кого-нибудь еще из службы охраны проверить. – Она зашаркала в спальню. Я остался у окна, несильно прижимаясь щекой к прохладному стеклу, прислушиваясь к толпе и с легким удовлетворением вспоминая события прошлого вечера. Зазвонил телефон, но я не шевельнулся. Трубку взяла Дженни. – Уилл говорит, включите телевизор, – крикнула она из спальни. – Извини? – Телевизор. Включи телевизор. – Какой канал? В телефон: – Какой канал? – Тишина. Потом снова крик: – Он сказал – канал новостей. Любой канал новостей. Мой палец уже нажал кнопку. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы сосредоточиться на лице: заплаканные глаза, по щекам размазаны слезы, губы выпячены, как у обиженного ребенка. – Господи Иисусе. Дженни из спальни спросила: – Марк, ты это видишь? – Это же я! – Какой канал ты смотришь? Я поискал на экране логотип. – «Фокс». – Переключи на Си-эн-эн. Четырнадцатый канал. – Меня показывают по обоим? – Подожди-ка. Ты еще и на Эм-эс-эн-би-си, и на… – звуки из телевизора в спальне вдруг изменились, – …и на Си-би-эс. В дверь постучали. Это был Сатеш. – Вы видели?… – Как раз смотрим. По всем каналам показывают. – Где Дженни? – У меня в спальне. Я хочу сказать… в спальне. – Сатеш посмотрел на меня вопросительно. – Я вчера очень поздно вернулся, и… – О!.. Такое мне было внове. Что предписывает этикет, когда один твой коллега по работе дает понять, что догадался, что ночь ты провел с другим коллегой по работе? Я смог только выдавить: «Спасибо». Сатеш любезно кивнул – дипломатичный шерпа [30] к моим услугам. Снова стук в дверь. Уилл, за ним Фрэнки. С южной гнусавостью мой охранник сказал: – Думаю, вам стоит посмотреть, что творится снаружи. – Сейчас мы немного заняты. Но Фрэнк не унимался. – Переключайтесь на первый, – велел он. Я подчинился. На экране возникла толпа у парадного подъезда отеля – человек сто как минимум. Кое-кто держал рукописные плакаты. На одном стояло: «И НАС ТОЖЕ ПРОСТИТЕ». По краю толпы пробирался репортер с микрофоном в руке. Он остановился около двух молодых женщин: медово-каштановые волосы и отбеленные зубы. – Почему вы пришли сюда сегодня? – Хотим выразить свою поддержку Верховному Извиняющемуся, – сказала первая, подчеркнув свои слова искренним кивком. – Нуда? – сказала ее подруга, вопросительно поднимая конец каждой фразы. – Мы думаем, ну, понимаете, это очень смело с его стороны. – Хотите что-нибудь сказать мистеру Бассету на случай, если он смотрит? Девушки переглянулись, улыбнулись и разом подались к микрофону: – И нас тоже простите! Я недоуменно моргнул и переключил каналы. – Как бы посмотреть все каналы одновременно? – В подвале есть пресс-центр, – сказал Уилл. – Там полно телевизоров. – Тогда чего же мы ждем? Он оглядел меня с головы до ног. – Чтобы вы с Дженни что-нибудь надели. Подвальное помещение оказалось полностью оборудованной студией с каналом выхода в эфир – для трансляции событий из бального зала «Уилларда», куда регулярно приходили важные люди в смокингах произносить неправдоподобно скучные речи, которые потом напрямую шли на СиСПЭН. [31] У одной стены протянулся внушительный пульт микширования, а на задней – рядами по четыре в высоту и восемь в длину – висели тридцатидвухдюймовые плазменные телеэкраны. Мы включили все, но настроили на разные каналы. По пяти показывали «Симпсонов». По трем – различные серии «Стартрека», еще по одному (что утешало) шла «Улица Сезам». |