Книга Доизвинялся, страница 56 – Джей Рейнер

Со временем я, конечно, начал понимать, что некоторые композиции хороши вне зависимости от диеты музыканта, их сочинившего. Почему-то я сомневаюсь, что «Клэш» так уж хорошо питались перед тем, как записали «Лондон зовет». Это голодный альбом, подстегиваемый сосанием в желудке. Более того, я осознал, что до ухода на покой большинство рок-звезд недоедали и потому в шеф-поваре не нуждались, а их замысловатые заказы блюд за кулисами – лишь одно из правил в бесконечных играх шоу-бизнеса, которые так или иначе всегда ведутся и потому никакого отношения к аппетиту не имеют.

Однако с фантазиями о рок-звездах я так и не расстался. Они все еще проигрывались в воображаемом кинотеатре, где в дальнем закоулке моего мозга всегда крутится какое-нибудь кино. Но иногда, пусть даже на одно мгновение, таким фантазиям выпадает шанс обратиться в реальность. Принесенное Дженни письмо предвещало, что как раз такое мгновение вот-вот наступит.

– «Ю-Ту» хотят, чтобы я вышел с ними на сцену?

– Это честь, о которой мечтают все государственные деятели международного уровня.

Я не верил своим ушам.

– Сам Боно попросил, чтобы я поднялся с ним на сцену?

– Тут так говорится. Я связалась с его людьми. По предварительным прикидкам, Джимми Картер выйдет с ними в Детройте, а Боб Гелдоф сыграет в одном отделении на нью-йоркском концерте. Тебе они предлагают Филадельфию.

– Скажи им «да»!

Фрэнки и Алекса это не порадовало.

– Соображения безопасности…

– Фрэнки, с ними выступает бывший президент Соединенных Штатов.

– Но мы получили весьма серьезные угрозы в ваш адрес.

– Нет. Мы получили одно письмо от душевнобольного, у которого только половина положенного набора хромосом и которого невинности лишила собственная сестра.

– Наша работа – обеспечивать вашу безопасность, сэр.

Вмешалась Дженни:

– Мальчики, Марк примет это приглашение. Позаботьтесь об остальном.

Дженни понимала: Боно не отказывают.

Душным вечером конца лета, когда в воздухе сладко пахло бензином и гарью, мы караваном многодверных лимузинов направились по перегретым, малоэтажным улицам южной Филадельфии на Стадион ветеранов. Когда мы прибыли на место, группа уже вышла на сцену (единственная уступка опасениям мальчиков), и из недр здания доносились рык и грохот басов. Поверх басов волной накатывал несмолкающий рев, точно могучий ветер несся через бескрайний лес. Этот шум издавали семьдесят пять тысяч человек, собравшихся в одном месте по одной причине. Все в этом стадионе было монументальным: высоченные закопченные стены огромных коридоров, по которым меня вели (каждый был настолько широк, что по нему мог проехать грузовик с прицепом), гигантские, укрытые в тенях пандусы и вентиляционные шахты, бесконечные мотки и линии прикрепленных промышленным скотчем кабелей и сокрушительный звук, который по мере того, как мы приближались к его источнику, не столько становился громче, сколько тянулся к нам, чтобы нас поглотить.

Когда за кулисами я подошел к краю сцены, точно прорвало плотину: раздался кристально чистый звук, в котором слились гитарные переборы и грохот ударных, басовые рифы и рев толпы. «Ю-Ту» заканчивали композицию «Внимание, детка», которую я к моему стыду едва узнал. На последних аккордах Боно совершил осторожный проход, пятясь по сцене, как это делают рок-звезды: чтобы не споткнуться о кабель, каблуки сапог поднимаются высоко, как копыта у выезженных для соревнований лошадей. Он глянул в мою сторону за кулисы и кивнул, его глаза прятались за гротескным сценическим макияжем. Большего ободрения не требовалось. Он держал зал привычно и уверенно, и скоро (говорил его кивок) то же сделаю и я. Я услышал, как он представляет меня в простых изящных фразах, называет «совестью планеты», от чего я зарделся, и… Поехали… Мое время. Он протянул мне микрофон и, обняв меня за плечи (на самом деле он совсем небольшого роста), повел по спуску, ведущему глубоко в переполненный зал.

– Встречайте, дамы и господа. Верховный Извиняющийся Соединенных Штатов.

На Филадельфию спускалась ночь. Помню глубокое, ясное ультрамариновое небо, фейерверки прожекторов и эпилептические вспышки камер, прокатывающиеся по прибойным волнам лиц. Признаюсь, на несколько секунд я замер, мои ноги словно вросли в клин сцены, я смотрел на человеческую массу, тянущуюся во все стороны, сколько хватает глаз. Наконец я открыл рот и, выкрутив микрофон так, что испугался, не исказит ли он звук, сказал то единственное, что хотел от меня услышать каждый на этом стадионе:

– Извините.

В ответ на меня накатил и отдался во мне эхом рев:

– И НАС ТОЖЕ ПРОСТИТЕ!

Это было поистине оглушительное мгновение.

Потом была пресс-конференция, которую устроили в жутковатой подвальной комнате отдыха, где обычное стадо репортеров задало обычный набор вопросов о том, что я чувствую. Этого только следовало ожидать. В конце концов, я же теперь выразитель эмоций, я – кронпринц искренности, верховный жрец сострадания.

– Мистер Бассет, что вы почувствовали?

– Море тепла, Дженис.

– Реакция вас удивила, Марк?

– Майк, я не устаю удивляться. С тех пор, как взялся за эту работу, меня каждый день ждут все новые сюрпризы.

– Вы хотите сказать, что подобной реакции не ожидали?

– Что вам сказать, Дик? Я никогда раньше не был на сцене с «Ю-Ту». Я понятия не имел, чего ждать.

– Как ваши старые друзья в Лондоне отреагировали на интерес к вам всего мира?

Солидный и округлый английский акцент среди американского говора сбил меня с толку. Я поискал, откуда раздался голос. Увидел густые черные волосы. Увидел яркую помаду. Увидел знакомое сочетание черного и серого в одежде.

Я изумленно уставился на нее:

– Линн? Что, черт побери, ты тут делаешь?

Мы вместе пошли в гримерную, которую мне отвели, и там я налил ей стакан вина, выбрав бутылку из выставленной на столе огромной батареи. Она оглядела загроможденный стол.

– Ты ожидаешь уйму народу?

– Нет. Честно говоря, никого. Мне всегда столько ставят, куда бы я ни поехал. Может, меня считают алкоголиком. Даже неловко.

– Но не настолько неловко.

– Нет, наверное, не настолько. Понемногу привыкаю. – Мы смотрели на бутылки. Я сказал: – Ну и зачем ты тут?

– Новая работа, – живо откликнулась она. – После того, как мы… после того, как ты уехал в Нью-Йорк, я решила, что и мне пора сменить карьеру. Прикинула, раз уж ты отошел отдел, в журналистике освободилось местечко, поэтому устроилась в журнал «Британского Совета».

– И тебя послали на концерт «Ю-Ту»?

Она смущенно улыбнулась.

– Нет. Я собиралась писать о мероприятии, которое Британский Совет устраивает в Чикаго, а потом услышала, что ты приедешь, поэтому выпросила билет и пропуск для прессы.