Онлайн книга «Шесть черных свечей»
|
— Вчера ночью ее на тележке не было… помнишь? Мы всю эту хреновину вывалили к черту, когда ось лопнула. Матушка глядела ему в лицо, будто кино смотрела. — Правда… Я бы ее заметила, если бы она была там, — кивнула она. — У-а-а-а! — заявила о себе Кэролайн. Ведь кукла пропала навсегда. Тут дверь отворилась и впустила Старую Мэри. Матушка и папа рассказали ей все про исчезнувшую Крошку Плаксу, а Старая Мэри только и делала, что смолила одну сигаретку за другой. И тут случилось нечто странное. Лицо у Старой Мэри разгладилось. Так-то оно у нее морщинистое и бугристое, словно овсянка на тарелке, и глаз почти не разглядишь за мешками и складками кожи, и видна угольная пыль, въевшаяся в поры. А тут ее лицо на мгновение помолодело и похорошело, и я увидел юную девушку. Ту девушку, какой она была когда-то, пока ей не довелось прожить эту жизнь. И с таким лицом Старая Мэри посмотрела на Кэролайн. — Ты веришь в волшебство, девочка? — спросила Старая Мэри. Так я впервые узнал о Белых Ведьмах, и о Черных Ведьмах, и о привидениях-плакальщицах, и о всяких ужасных вещах, о которых не принято говорить вслух. Кэролайн согласилась поверить в Белых Ведьм, они не такие страшные, как все прочие. Старая Мэри научила Кэролайн тому самому танцу на одной ноге, когда скачешь в пределах круга. Кэролайн должна была заткнуть пальцем ухо, и держать глаза закрытыми, и троекратно спеть песню во умножение могущества Гвидорской Белой Ведьмы. Сама песня была про Боллишеннонскую Черную Ведьму. На всем белом свете, поверьте, Уж не сыщешь другой такой. Ноги в шишках, горб, руки как плети, Вся рябая, и глаз кривой. Она мчалась быстро, как птица, На мозоли ей было плевать. Ну прямо светская львица — Только б носик пообкорнать. Кэролайн приподняла веки. Одним движением своих льдисто-голубых глаз Старая Мэри заставила ее снова зажмуриться. Кружась по комнате на одной ноге, Кэролайн продолжала петь. Теперь я смотрел на нее через рукав пальто, пахнущего старьем и молью. На всем белом свете, поверьте, Уж не сыщешь другой такой. Ноги в шишках, горб, руки как плети, Вся рябая, и глаз кривой. Она мчалась быстро, как птица, На мозоли ей было плевать. Ну прямо светская львица — Только б носик пообкорнать. Она пела и пела, не давая себе даже дыхание перевести: На всем белом свете, поверьте, Уж не сыщешь другой такой. Ноги в шишках, горб, руки как плети, Вся рябая, и глаз кривой. Она мчалась быстро, как птица, На мозоли ей было плевать. Ну прямо светская львица — Только б носик пообкорнать. Кэролайн замерла, открыла глаза, обрела равновесие и увидела, что Старой Мэри рядом с ней нет. Кэролайн зарыдала: — У-а-а-а! К этому моменту мы уже были у окна и протаивали окошки в инее, чтобы посмотреть, куда пойдет Старая Мэри. Она пошла к телефонной будке. — Все в порядке, Кэролайн, — сказала матушка. — Бабушка пошла звонить по телефону-автомату Белой Ведьме, чтобы рассказать ей про Крошку Плаксу. Помню, я страшно удивился, что ведьмы звонят друг другу по телефону. Я всегда представлял себе ведьм с метлами, но не с телефонами же! Кэролайн высморкалась в рукав, забралась на кровать, прочистила подмерзшее окошко в инее и увидела, как Старая Мэри входит в телефонную будку и накручивает номер. Нам было видно, как она бросает монеты в автомат. После этого Кэролайн немного успокоилась. Тем же вечером Старая Мэри заглянула к нам по пути домой с кирпичного завода. Обычно она тихонько разговаривает с матушкой на кухне, а тут, к моему удивлению, Старая Мэри пожелала видеть Кэролайн. Само собой, вслед за Кэролайн в кухню притащились и мы все. Старая Мэри сидела у стола, положив обе руки на свою сумку с рукоделием. Взгляд у нее был безумный. — Ну вот, детишки, — сказала она, — бреду это я себе домой с работы, как делала миллион раз… миллион раз. Только у меня и желаний, что подкрепиться, да присесть у камелька, да закурить. Все как всегда, и выхожу я в переулок, что ведет к Митчелл-стрит. Вокруг темным-темно, темнее не бывает, и вдруг по спине так и побежали мурашки. Останавливаюсь я… Знаете вы то место, где всегда кажется, что кто-то следит за каждым твоим движением? Мы закивали и теснее прижались друг к другу. Матушка и папа тоже усиленно кивали. Старая Мэри пристально поглядела на каждого из нас и продолжила: — Стою я, значит, посреди переулка, и тут слышится этот голос. Я так и обмерла и уж не знаю, куда бежать, вперед или назад. Дрожу вся… и тут опять слышу голос. Низкий и скрипучий. — «Помогите, помогите», — кричит. Я оглядываюсь — ни души вокруг. Слушаю — ничего. Будто во всем городе живой души не осталось. И тут снова: «Помогите, помогите!» Ну, думаю, с ребенком каким, что ли, несчастье, и шепчу: «Где ты? Я тебя не вижу!» «Да здесь я, здесь, это вы, миссис Даффи?» Да… Иисус, Мария и Иосиф, ну и испугалась же я. Даже как зовут меня знает… По мою душу пришел. Я уж чуть не начала «Де Профундис» [5] читать, как голос опять за свое: «Тут я, в тележке, во мраке». Никакой тележки я здесь никогда не видала. Зажигаю спичку, наклоняюсь — тележка есть, а больше ничего. Пусто. Старая Мэри выпучила на нас глаза, чтобы убедиться, что мы слушаем. Слушать-то мы слушали. Тишина была, как в угольной яме. Старая Мэри продолжала: — Я уж так перепугалась, что сейчас убегу, как из пустой тележки опять тот же голос раздается. Плачет: «О, миссис Даффи, не уходите, не оставляйте меня здесь. Я под настилом тележки в тайнике. Я Крошка Плакса, моя хозяйка Кэролайн Райли, Дрампарк-стрит, двадцать четыре. Заберите меня домой. В этой тележке так холодно. Если я еще одну ночь здесь пробуду, придет Мороз Красный Нос и убьет меня!» Ну вот, закричала я: «На помощь!» — да и разбила тайник внизу тележки. Там она и была — и плакала настоящими слезами. И пеленка у нее была мокрая. С этими словами бабушка вытащила Крошку Плаксу из своей сумки. — Моя Крошка, моя Крошка! — закричала Кэролайн. Она схватила куклу, стиснула ее, будто хотела задушить, и кинулась к очагу. Матушка, папа и Старая Мэри смеялись, а мы только недоуменно озирались. Наверное, это было первое проявление того, что в нашей бабушке есть нечто большее, чем скажешь на первый взгляд. Что в истории нашей семьи есть нечто большее, чем нормальная ирландская генеалогия. Нечто большее, чем привычка болеть за «Селтик» и распевать бунтарские песни. Когда в начальной школе Святого Иакова поставили пьесу и Кэролайн получила в ней роль, все пошли на представление. Пьеса называлась «На небесах». Когда Кэролайн принесла эту новость домой, матушка и впрямь была на седьмом небе. Ее дочери дали роль! Она актриса! Все дети были вне себя от изумления. Мне кажется, к тому времени мы все уже появились на свет, вся десятка, но точно не помню; вот так события перемешиваются в голове к тому моменту, когда соберешься их записать. Особенно здесь. Однако четко помню, что все мы были вне себя от изумления. |